Фан арт

@темы: фанарт, Джейкоб/Белла

---

Холодно не будет

Название: Холодно не будет
Пейринг: Джелла, т.е. Джейкоб/Белла
Рейтинг: G
Жанр: романтика, флафф
Бета: Natyl

Смешной. Взгляд растерянный, вид обескураженный. Протягивает полотенце и, одновременно, помогает снять промокшую курточку. В конце концов, курточка и полотенце запутываются, а я все сильнее начинаю дрожать. Я бежала к нему по дождю и очень замерзла. Наверное, заболею. Мне бы только обнять его и сказать, что я только сегодня вдруг поняла то, что он знал уже давно-давно. Я хочу сказать, но он берет меня за руку и хмурится. Руки тоже замерзли. Обнимает.
Тепло.
Хорошо.
Хочется плакать. И я не могу сдержаться, я плачу, обнимая его крепко-крепко, тыкаюсь холодным носом в шею и что-то сбивчиво шепчу. И повторяю, что я люблю его, люблю его, люблю его!.. И он верит мне, он мне верит, обнимая меня в ответ, немного слишком сильно, немного слишком счастливо, немного слишком быстро. Согреваюсь. Но он не так понимает мое «люблю», для него оно все еще дружеское.
В его объятьях становится немного слишком тепло, и я пытаюсь высвободиться, потому что я еще не все сказала, потому что я еще никогда его не целовала, а я должна, обязательно должна успеть попробовать как это – целовать его.
– Беллз, ты такая бестолковая! Ну как, как можно было по такому дождю ходить?! А где машина? Поломалась, да?
Машина? Машина осталась дома, я ключи потеряла. Но я ничего этого не говорю, я вообще ничего не говорю. Все чего я хочу – поцеловать его. И я, мокрая и встрепанная, иду к дивану и тяну его за собой. Тяну его за руку, заставляя присесть и, наклоняясь, целую. Джейк в этот момент что-то попытался сказать, поэтому поцелуй получился совершенно глупым и каким-то булькающим, если поцелуи вообще бывают булькающими.
Пораженно смотрит на меня. Улыбается и тут же хмурится, взгляд фокусируется на моих губах, и у меня подгибаются колени только от одного понимания того, что обещает мне этот взгляд.
– Я люблю тебя, – шепчу, практически прикасаясь губами к его уху. Он вздрагивает и весело, даже как-то насмешливо смотрит мне в глаза.
– Поняла, наконец?
– Поняла.
– Я думал не дождусь, - лениво растягивает слава, выражение лица несчастное, а в глазах пляшут чертики. Хочется стукнуть его и одновременно зацеловать всего-всего. – Не то чтоб это было так уж важно, но все-таки… как же ты пришла к этому выводу?
– Просто без тебя холодно.
Я вижу, что он не понимает, действительно не понимает, о чем я, но это и не важно. Потому что я точно знаю, что больше не замерзну.

@темы: Сумерки, фикшен, Джейкоб/Белла

---

Желания

Автор: Ashley_Black
Название: Желания
Фандом: Сумерки
Статус: окончен
Размер: мини
Бета: Natyl
Размещение: нет!
Пейринг: С/Л, С/Э
Жанр: Continuation, Angst
Рейтинг: PG-13/T/
Дисклеймер: не претендую
Содержание (Саммари): содержание? Содержание можно бы и описать, только при условии, что оно есть в самой работе, а тут… Тут его как бы и найти сложно
Предупреждения: это что-то сложно понять… посему не особо ищите тут какой-то скрытый смысл, я не уверена, что найдёте.

Капель. И эхо, как в пещере. Стоп, он на самом деле в пещере. Что за бред? Все окутано дымкой, и ничего не видно. Сэм сделал пару шагов и наткнулся на молодую девушку, сидящую за столом. Стол? В пещере? Но, это действительно стол с маленькой настольной люминесцентной лампой. Куча синих и зеленых тетрадок. Идиотизм. Он ударился головой и теперь бредит? Или это – сон? А может, побочный эффект запечатления?
– Садитесь. Вы сейчас такой злой…
– Кто вы? Где я?
– Вы – расстроенный и злой. На кого? На себя? Или них обеих ?
– Да! В смысле, кого вы имеете в виду?
– Вы сами знаете кого.
– Что это значит?
– С одной стороны ужасно стыдно, – игнорируя все его вопросы, продолжала девушка, внимательно глядя ему в глаза, – а с другой, вам не хочется думать ни о чем и, тем более, ни о ком другом кроме Неё. Больно? Она сделала вам больно… И вам тоже придется сделать больно той, кто был таким важным в жизни… Ненавидите это? Это бесит, да? Вы хотите не чувствовать ответственности? Хотите, чтоб это обошло вас?
– Хочу, – Сэм неожиданно для себя отбросил все попытки понять происходящее и просто согласно кивнул. – Хочу! Я просто хочу, чтоб мне не нужно было объясняться и томиться от этого ужасного чувства стыда. Не хочу смотреть ей в глаза и сгорать под огнём этого… Я не могу посмотреть ей в глаза. Я не хочу чувствовать эту вину. Так хочется, чтоб это не было так… важно. Я хочу, чтоб я мог обидеться!..
– Хорошо. Исполнено! – и девушка, и стол, и дымка с капелью испарились, даже не дав ему закончить мысль.

***

– Бросаясь громкими словами о том, что не умеет прощать, о том, что компромиссы с совестью – проявления ничтожности мысли, о том, что полутона созданы для того, чтоб приглушать правду... Просто она была перфекционисткой, просто она не умела иначе, просто она не могла не бороться, борьба для неё и была жизнью. Самое большое счастье человека – разум, он же – и самое большое несчастье. Полагаю, было бы лучше, если бы она не думала…
– Вам больно?
– Простите?
– Вам больно?
– Я не знаю… И не хочу об этом думать, – мужчина пожал плечами и сделал очередной глоток кофе. – Боль – это что-то такое, что преследует каждого из нас, заставляя сжиматься от страха. Такого не чувствую. Значит – не больно.
– Она давно умерла?
– Зачем эти вопросы?
– Вы сами согласились на них ответить, – девушка нетерпеливо махнула рукой. – Сэм, простите, я, может, и не имею права вас об этом спрашивать, но все же, вы имеете отношение к её гибели?
– Да. Это я её убил, – безразличное пожатие плеч.

***

На кухне послышался громкий стук разбивающейся посуды и тяжелый вздох.
– Милая, что там у тебя? – Сью обеспокоено заглянула в святая святых, пытаясь приблизиться к дочери. Но её солнышко решило разгромить чудненькую комнатку и заодно сама пострадать.
– Ма, ты мне мешаешь!
– Громить кухню?
– Нет. Мам, уйди, я занята! – Леа вытолкала мать и, закрыв за ней двери, скривилась, пытаясь справиться с эмоциями и набегающими на глаза слезами. – Успокойся, все в порядке, выдохни и подумай о чём-нибудь другом. – Она, таки, выдавила апельсиновый сок дрожащими руками.
– Эмили!
– Что? – сестра лежала на диване и листала книгу. – Тебе плохо? – она тут же подхватилась, встревожено глядя на сестру.
– Нет. Ты сок просила… Вот я его и принесла.
– Я просила час назад, и ты послала меня. Я уже не ждала. Ты точно в порядке? – Эмили заглянула ей в глаза, и, увидев, как скривилась сестра, насторожилась. – Прости, миленькая. Я… Я просто… Просто…
– Я принесла тебе сок, – жесткий взгляд. – Пей.
– Пойдём сегодня вместе прогуляемся, а? – Эмили умоляюще смотрела на девушку, и пила сок, большими глотками, едва не давясь им.
– Нет, у меня много дел, – небрежно махнув рукой, она изобразила на лице безразличие.
– Леа, ты потухла. Меня это пугает. Столько всего происходило, столько всего случалось, но только теперь ты погасла.
– Глупости. Я не…короче, не зли меня – отцепись!
– Не буду. Ты только зажгись.
– Игры со спичками и пиротехникой плохо заканчиваются. Давай ты не будешь лезть мне в душу и пытаться анализировать, приводя весьма и весьма сомнительные сравнения, а я не буду говорить тебе о том, как сильно ценю твои умственные данные.
– Мне обидно.
– Мне все равно. У тебя телефон звонит.
– Да, конечно, – Эмили растерянно вернула ей стакан и пошла к столику. – Алло! – Шепотом проговорила девушка, залилась румянцем и вышла во двор.

***

Сэм встал и, положив пару купюр на стол, в последний раз посмотрел на молоденькую собеседницу. От роду лет двадцать, красивая, улыбчивая, притягательная. А еще эта девушка кого-то напоминала… Кого-то ненастоящего и полуреального… Только страх, который она вызывала был настоящим, и уж очень пронизывающим. Она вымотала всю душу расспросами о прошлом, о Ней. Всё так ярко всплывало отдельными картинками, прямо, как в долбаном кино. Всё такое болезненное и закрытое, задвинутое подальше, чтоб не вспоминать и не мучить себя. Забыть и похоронить в прошлом, которое лучше не ворошить. Но от прошлого никуда не деться. Пластырь, которым он вроде бы закрыл и спрятал от посторонних нарывающую рану, уже затёрся и скатался по бокам и теперь его придется снять, удалить сочащийся гной, чтоб закрыть новым, желательно более долгосрочным пластырем, в робкой надежде, что антисептик поможет затянуться этой гадкой и такой пугающе нечувствительной ране.
Сэм вышел на улицу, сняв пиджак и ослабив галстук. Он медленно побрёл по улице. Дома его ждала жена, у неё накрыт стол, и она уже пару раз нервно набрала его мобильный, но он не отвечал – сегодня день воспоминаний. Он прошел по пыльным улицам уже не одного квартала, но останавливаться не намеревался. Еще столько всего нужно вспомнить, столько проанализировать, понять и может даже переосмыслить.
«Маленькая дрянь, ты испортила мне всю жизнь, и бесконечна рада этому. Почему? Неужели просто не могла забыть? Я никогда не понимал твоего такого сумасшедшего стремления уничтожить меня. Я все удивляюсь твоей силе воли – уничтожила себя, убила себя, сделала все, что бы мне было хуже, чтоб я не мог жить спокойно. Ты добилась своего – я несчастен, ни один человек не может быть счастливым, осознавая что его могут настолько ненавидеть. И да, меня обижает твоя ненависть. Я её не понимаю, и не заслуживаю я такого отношения. Но главное – ты сломала самое дорогое, самое драгоценное, что у меня было, ты сломала, раздавила, растоптала свою сестру. Как ты могла? Сейчас я приду. Приду и всё тебе скажу. Подожди. Хотя, ты и так никуда не денешься».

***

– Сью мне сегодня сказала, что я, наверное, последний человек в этом мире, которого она любит, – Эмили поцеловала загорелое плечо парня, и ласкающими движениями тоненьких длинных пальчиков переместила ладонь к темной полосе волос на животе молодого человека.
– Она любит? Не верь.
– Сью только подтвердила мои же собственные мысли. Я… Я боюсь, что она мне не простит этого.
– Я тебе и так скажу, что не простит, – парень говорил неэмоционально, правда, голос немного выдавал раздражение, что предмет обсуждения в данный момент для него совершенно не интересен, тем более, в этом контексте.
– Ты скажи мне честно, кто я для тебя?
– Моя душа, – Сэм аккуратно взял в ладонь её маленькую ручку и поцеловал каждый пальчик. – Ты вернула мне свет. Я люблю тебя, и твои подозрения, что я делаю это на зло Леа, обижают меня.
– Просто, это так… очевидно. Я не хочу так думать, но эти мысли иногда просто появляются, просто вот возникают и… и я никуда не могу от них деться.
– Что мне нужно сделать, чтоб доказать тебе обратное. Эмми… Ты понимаешь? Мне хочется тебе доказать! – довольный этим открытием Сэм радостно заключил девушку, которая в полном замешательстве смотрела на него, в объятья и начал целовать не особо задумываясь куда: в губы, нос, волосы, плечо, щеку…
– Прекрати! – наконец, улыбнулась девушка. Совершенство. Смысл. Счастье. – Прекрати, мне щекотно!
– Хорошо, – он немного наклонился и поцеловал её грудь, следя за выражением её глаз, – я больше не буду, – он очень нежно и аккуратно притянул её к себе. У него в руках была драгоценность – её нельзя сломать.
– А мне иногда страшно, что она вот так просто войдет в комнату, появится, словно из ниоткуда, и все увидит. Я не понимаю, что с ней творится, не понимаю, куда она вечно пропадает, о чем думает, из-за чего переживает… Она стала такая холодная. Я иногда боюсь её.
– Может, переедешь ко мне? – пробубнил парень сонным голосом.
– Сью что-то знает, и это её очень волнует, но она молчит…
– Ну, раз молчит – значит ничего страшного. Сью не умеет переживать в одиночку, было б там что-то важное, знала бы уже вся резервация.
– Ты несправедлив и груб.
– Я просто намекаю тебе, что ты слишком много думаешь о всякой ерунде и носишься с Леа, которая только этого и добивается. Ты что не понимаешь? Ей нужно внимание, ей хочется, чтоб её все жалели и нянчились с ней. Иди сюда. Сопереживай лучше мне. У меня все намного-премного сложнее. Ты же знаешь. И еще, я сам себя боюсь, за тебя боюсь, оставаться рядом с тобой боюсь, а еще больше – без тебя. И мне неудобно перед Леа, но, ведь, я еще больше её предам, если буду притворяться, что она мне важна, когда мне нет до неё дела, когда в этом мире мне нет дела ни до кого кроме тебя! А она упрямая, лезет во все, пытается разузнать, грубит, хамит. И мне одиноко, и…
– У тебя есть я.
– А еще у тебя есть Дин, парень твой, помнишь? Кстати, ты не знаешь, он не собирается явиться как гром среди ясного неба, или Боги на моей стороне, и мне хотя бы с ним не придется выяснять отношения?
– Он не появится. И ты прекрасно знаешь, что он уже давно не мой. Он… Он даже не помнит меня. Недавно звонил, такой счастливый. Номер Леа спрашивал. Ну, ты же знаешь, они в детстве лучшие друзья были.
– Чудесно. Меня это, устраивает, – Сэм самодовольно улыбнулся, но потом нахмурился и, заглянув в лицо любимой, поинтересовался:
– Ты же не переживаешь по этому поводу, правда?
– По которому?
– Что он… Что его…
– Я не хочу его видеть. И я больше не люблю его. Я уже говорила, – она хитро улыбнулась и, подражая его интонации, проговорила:
– Что мне нужно сделать, чтоб доказать тебе это?
– Просто будь со мной настоящей. Ты… ты – лучшая, Эмми. Я люблю тебя. Это так странно… Так замечательно.
– Это просто правильно. Наверное… Если бы мы познакомились с самого начала. Но – увы.
– Увы, – согласился Сэм и, прикрыв глаза, прошептал: – если бы Леа просто уехала, делась куда-нибудь, было бы и мне и ей намного проще.
– Правильно. Только… Я все боюсь, что откроется дверь и появится она. У меня такое ощущение, что я украла тебя у неё.
– Ты ни при чем. Вини природу, богов, кого угодно. Ты тут – пострадавшая сторона.
– Она очень страдала, Сэм. Ты просто не знаешь, как она мучалась.
– Эмми!.. – вымученно протянул Сэм, отворачиваясь. Помолчал пору секунд, и, когда продолжил, голос его звучал зло: – Ты просто слишком добрая. Перестань. Всё будет в порядке. И нам все же придется рано или поздно это ей рассказать. И мне, если честно, все равно, что она там почувствует.
– Ты становишься таким жестоким.
– Я плевать хотел на весь мир. Важна только ты.
– Это приятно, но пугает.
– Люблю.
– Я больше.
– Поспорим?

***

Сэм присел возле памятника и провел пальцами по надписи.
– На кой ты умерла? Чтоб всё испортить? Тебе ж всегда бороться хотелось, а ты выбрала такой простой способ. Мразь ты, Леа. Так странно, я обычно быстро отхожу, но тут… Я вот даже ненавижу тебя. Конечно не так как ты меня, но так не умеет ни один нормальный человек, но ты же не нормальная. Ты бы могла просто уехать. Взять – и исчезнуть. Могла? Могла! Но ты этого не сделала, ты предпочла остаться тут и умереть… На глазах у Эмили. Тебе было совсем не жаль её, такую маленькую и хрупкую. Иногда мне хотелось самолично придушить тебя… Ты мне противна. Так противна… Все обиды почему-то такие живые. Все до последней… и такое ощущение, что сила этих обид умножена на факториал. Ты не заслуживала даже того, чтоб родиться, не то чтобы жить… Дрянь.
– Так ненавидите? – девушка из кафе встала рядом и, посмотрев на надпись, цокнула язычком. – Обида ваша уже давно превратилась в ненависть, а ненависть в ярость. Неужели, это лучше, чем простить?
– Кого прощать? Это отребье?
– Она осталась обычным воспоминанием. Но вы всё так накаляете. А знаете почему вы так злитесь? Потому что она не успела простить вас. И злитесь вы не на неё, а на себя. И обижены вы тоже на себя, за то, что не смогли понять её. В сущности, она просила очень мало. Сравнительно мало. Винить её в чем бы то ни было вы права не имеете, это как винить собаку в том, что она не видит радугу. Вы же мне сами распевали о том, что иначе она не умеет.
– Вы так говорите, будто она жива. Будто мне сейчас не сорок, а девятнадцать, и будто это не я двадцать лет подряд никак не могу избавиться от этого мерзкого чувства в душе. Будто не я подтолкнул её к тому прыжку с балкона двадцатого этажа…
– Вы. И все вы делали умышленно. А боль не проходит правда? Но ведь вы же сами не хотели её прощать. Вы сами просили, что б это чувство боли не растворялось, а действовало в неизменной концентрации. Неприятно? Боль если не утихает, то к ней привыкают, а если боль такая, что не может утихнуть и к ней нельзя привыкнуть, то она сводит с ума. Делает человека помешанным.
– О чём вы говорите?
– Не нравится? – солнце скрылось за тучей, а небо стало угрожающе темным. По кладбищу начал расползаться туман.
– Я не понимаю, – Сэм испуганно вертел головой. – Что происходит? Кто ты? – он удивился, услышав резкое изменение в своем голосе. Зажмурил глаза, выдохнул, оглянулся: темно, стол, девушка, дымка, капель. – Что это всё значит? – Сэм посмотрел на свои руки и испугано прошептал:
– Что происходит?
– Двадцать лет не прощая её. Тяжело?
– Но ведь… Какой сейчас год?
– Две тысячи третий.
– А как же?.. И она еще жива? – Глаза Сэма загорелись непонятным светом.
– Более чем. И ты еще даже не успел сломать её. У тебя есть еще пожелания?
– Есть. Я могу забыть все это… эти двадцать лет?
– Нет. Не можешь. Они будут с тобой всегда, что б ты помнил.
– Но сейчас нет того жгучего чувства обиды!
– И теперь стыдно? Не волнуйся, это чувство время притупит. А теперь подумай и загадай желание, правильное желание.
– Правильное? Я… Я не хочу запечатляться. Никогда.
– Исполнено.

***

Сэм открыл глаза и сонно потянулся. Что-то достаточно неприятно щекотало его подбородок, губы и нос. Он скривился, повернул голову набок и убрал с лица паутинку волос. Сердце замерло, кровь перестала бежать по венам, и холодный пот покрыл спину. Он опустил глаза вниз и выдохнул, идентифицировав по коротким темным волосам ту, которая прижималась к нему во сне.
Они же вчера помирились, как он мог забыть? Вчера вообще было особенным днём. Оно было настолько многогранным, таким объемным и таким счастливым… Он, не задумываясь о том, что может сделать ей больно, крепко прижал худенькое тельце любимой девушки к себе. Чем одновременно разбудил, испугал и смутил её.
– Сэм, тебе что, жить надоело? Что это ты творишь?
– Я? Обнимаю тебя. И целую. И вообще – я счастлив.
– Ты знаешь, последние несколько дней ты меня пугаешь. Не знаю причин, но факт.
– Просто пугаю, или тут есть и что-то другое? Может тебе… – он перевернулся, забрался на неё и, придавив к кровати, быстро пробежался пальцами по всему телу. Девушка покраснела, попыталась не дать его пальцам коснуться самых интимных мест, что в прочем увенчалось только тем, что она выгодно для него прогнулась и, запыхтев от напряжения, сдалась.
– Что – мне? – раздосадованная собственной неспособностью сопротивляться ему, Леа решила не тратить на это и сил.
– Может тебе кажется, что я стал серьезнее и ответственнее?
– Прости, что? Ты и серьезнее? – она расхохоталась. – Да ты и через двадцать лет будешь таким же неисправимым мальчишкой.
– Ты, наверное, права, – Сэм наклонился, коснулся губами её губ и легонько поцеловал. Нахмурился – почувствовал разницу между её губами и губами Эмили, отчетливо почувствовал, потом что еще позавчера, в этом несуществующем позавчера, которое длилось двадцать лет, он изо дня в день целовал, обнимал и прижимал к себе не ту сестру, не ту девушку, чувствовал не свою душу… Но разница была, губы у Леа мягче, хоть и не такие пухлые, кожа у Леа не такая нежная, но более гладкая, и… и… Неужели он не забудет? – Сэм резко перекатился на бок и, отвернувшись от девушки, спрятал лицо в подушке.
– Эй? Что случилось? Что с тобой? – девушка коснулась его плеча. Погладила тёплой ладошкой по спине и обеспокоено, вернее, испуганно позвала его: – Сэм, скажи что с тобой.
Он сделал два глубоких вздоха, повернулся к ней и посмотрел в глаза. Она дернулась, с ужасом узнавая в глазах ненависть и закрыла руками рот, чтоб не закричать.
– Леа, ты пообещай мне, что больше никогда, ни за что, ни при каких обстоятельствах мы с тобой не расстанемся.
– Ч… что? – она начала ползти назад, не сводя взгляда с его глаз.
– Ты просто пообещай, что мы всегда будем только вместе, только друг для друга жить. Что ты от меня никуда не денешься.
– Я? Сэм, я же… Я ведь люблю тебя, я уже говорила…
– И я люблю, – он резко заключил её в объятья.
– У тебя истерика, – осторожно сказала девушка, – и ты меня очень пугаешь. Серьезно.
– Да ну тебя, – он сладко вздохнул, вновь чувствуя себя счастливым. Удивился тому, как резко изменилось его же настроение, и, в подтверждение самолично поставленному диагнозу, загрустил. – Я боюсь проснуться и понять, что рядом не ты.
– И правильно делаешь. Не приведи бог тебе проснуться, и чтоб рядом была не я. Это ж… ты ж даже себе представить не можешь, что я устрою! – весело пригрозила девушка. А потом более тихо добавила. – Я же умру…
– Именно поэтому и боюсь, – он поцеловал её макушку и начал укачивать, поглаживая шелковистые волосы.
Он закрыл глаза, пытаясь не думать, что у Эмили волосы были более гладкими и мягкими, пытаясь не вспоминать, что Эмили любила прижиматься своим аккуратным носиком к его плечу и целовать его, чтоб разбудить. Чтобы не думать о том, что завтра он должен с ней познакомиться.

@темы: сумерки, фикшен

---

Прощение

Title: Прощение
Alpha/Author: Ashley_Black
Beta: нет
State: закончен
Size: мини
Rating: PG
Genres: angst, Hurt/comfort
Involving: эээ… Джейкоб, Белла, Эдвард
Fandom: Сумерки
Disclaimer: ничего моего нету, все чье-то, от всего отказываюсь, денег на этом не зарабатываю.
Warning: AU
Distribution: no!
Authors note: в общем в сюжете отсутствует описание, но чтоб было понятно: пожар - было нападение этих новообращенных вампиров, а Волтури по кругу подожгли город, чтоб никто не убежал. На людей, безусловно, забИли.

Умиротворение? Нет, а жаль. Досада. Расползается и растворяется внутри, заполняет сознание непонятной, неуместной злостью. Кажется, что-то щемит в груди. Что? Больно? Нет, не то. Тянет, болезненно тянет и сжимается в груди что-то. Что это? Что-то новое, незнакомое… Или знакомое? Такое уже когда-то было. Вспоминай-вспоминай. Что-то такое родное, такое знакомое, такое понятное, нужно только вспомнить. Вот он хвостик мелькает, только дотянуться. Вот же оно, что-то… в груди. Бах-бах-бах, сердце колотит по рёбрам как сумасшедшее. Не может быть. Это же другая реальность. Тут нет сердец и они не стучат. Это другой мир. Тут нет любви, тут нет предвкушения. В груди должен быть камень, такой же как и у неё, гранитный, холодный. Ведь давно уже окаменел, выжег в себе всё человеческое, всё что могло чувствовать, все из-за чего было больно. Да только стучит же, ритмично тарабанит по рёбрам как в каком-то старом паршивом мультфильме-буффонаде. Но… причина? Что-то щиплет в носу, какой-то знакомый (знакомый ли?) запах. Такой привычный и такой одновременно чужой запах. От этого запаха волосы на затылке становятся дыбом, просыпается древний инстинкт, призыв убивать, а рядом что-то еще, чуть тоньше, едва уловимый, практически несуществующий, больше додумываеммый. Где, откуда? Нужно найти источник.
Она?.. Создание, прекрасное видение со знакомыми чертами, искаженными кем-то глупым, безвкусным перфекционистом, не знающим, не понимающим, не умеющим видеть прекрасного в настоящем, созданным природой. Не человек – создание, и такое чужое, такое враждебное… Глаза устают смотреть, только инстинкт убивать, защищаться, спасать…
– Джейкоб… – этот голос. Что-то знакомое в нём, что-то некогда дорогое, что-то, что причиняет боль. Ну же вспоминай! – Джейкоб?! – с надрывом. Белла?
– Белла?

***
Старый парк. И ни души вокруг. Проклятое место, никого и не появится. Форкс уже давно считается закрытым городом. Эвакуировали. Город-могила. Не скоро сюда захотят вернуться. Воспоминания болезненные. Крики агонии, призывы о помощи, визг клаксонов и тормозов. Этот гуд, этот страшный гуд он не забудет никогда, даже проживи он тысячи лет. Эти звуки возродились как только он пересек черту города. Закрывать глаза было страшно – могли возродиться и картины, старательно забываемые, усердно стираемые, закрытые в самом дальнем и самом пыльном уголке сознания. Он встряхнул головой – не время. Рефлексия – непозволительная блаж.
Парк практически не пострадал, удивительно. Вот скамеечки, вот фонарный столб. Всё как и прежде. Запах хвои, как и жизнь назад, успокаивал, и так по-детски хотелось сорваться с места и побежать в лес, обернуться, вдохнуть полной грудью, почувствовать эти миллионы запахов родного леса, и со всей возможной скоростью бежать, бежать, бежать!..
Руины. Остались одни руины и непослушные воспоминания. Но уже не больно, давно уже не больно. Только щемит. Тоскливо и гадко на душе. Хочется взвыть, хочется сбросить с себя путы человеческого и просто… убежать отсюда. Снова.
– Джейкоб, – она же не изменится никогда. И даже спустя сотни жизней будет прежней. – Я так рада…
Облака такие низкие, белые-белые, кажется, зацепились за тонкие ветки и не могут уплыть. И день солнечный, нетипичный для Форкса совершенно нетипичный. Все вокруг чужое и совсем не дорогое сердцу. Всё не так. Сколько его не было здесь? Год, два, десять? А может и все пятьдесят. Или исчислять нужно в трёхзначных числах? Он не считал никогда. Просто жил. Там – как можно дальше отсюда.
– Я знала, знала, что ты вернёшься!
«Белла, Белла, Белла, помолчи, а лучше уйди. Так страшно слышать чужой голос, видеть не тебя». – Слова уже готовы прозвучать, но он останавливает себя.
– Джейкоб… – Белла говорила не так, у неё был совершенно другой, человеческий голос. Он не вызывал такого отвращения, Белла пахла самым родным человеком, а не смердела врагом. И Белла дышала. У Беллы билось сердце! Так красиво билось сердце… его любимый мотив.
Где же ты? Нет Беллы. Это просто призрак. Бледный и неживой призрак. Белла осталась там – в огне. Не спас… Его вина. Не сумел.
Зажмурив глаза, он видит, отчётливо видит кареглазую девчонку, в глазах сияет предвкушение, левая рука на рукояти управления карбюратором, правая – на рычаге привода переднего тормоза. Столько жизни в ней. Его девчонка. Девчонка, которая смеялась, так искренне смеялась над его шутками. Она говорила, что он красивый. Она говорила что любит. Она говорила, что все равно уничтожит себя ради Него, ради монстра. А он не спас. Не помешал. Он виноват.
– Скажи хоть что-нибудь, Джейкоб! – создание злится, и пытается дотронуться. И, кажется, обижается, когда он шарахается от неё. Но он пришел не для того, чтобы разжигать вражду. Сколько весен подряд он отправлялся в дорогу и вот, наконец, добрался.
– Мне так жаль, прости меня Белз, прости что я это допустил.
– В чём ты виноват? – создание растерянно протягивает руку, в жесте предугадывается ласка. Но волка не проведёшь, враг всегда враг, кем бы он ни был раньше.
– Ты умерла.
– Посмотри, Джейк, посмотри на меня: я красивая, я идеальная, ты слышишь мой голос? Ты видишь как я двигаюсь? И он… он рядом. Я никогда не была такой живой. – Она улыбается, и, кажется, уверенна что эти слова сейчас всё изменят, что эти слова сейчас всё ему растолкуют и она все-таки сможет к нему прикоснутся, но он пятится от этих мерцающих пальцев, от жгучего холода, излучаемого ею. От этого холода мурашки бегут по телу, а в груди рождается рычание, волк внутри мечется, просится на волю, просит разрешения убить, уничтожить врага. Волк злится и скалится, мечется в клетке человечности.
– Белз… Белз больше нету. Она умерла. Нет больше самой любимой в мире Белз. Я пришел, просить прощения.
– Мне не за что тебя прощать.
– Тебе – нет, а ей – я задолжал жизнь. Ты – памятник моей Белз. Холодный, неживой, приукрашенный скульптором.
– Как ты можешь? – получив в ответ равнодушное пожатие плечами, она продолжила, надеясь вызвать что-то другое кроме печали. Что угодно. – Зачем все эти слова? Я так была рада, увидев тебя. Я была счастлива. Я скучала по тебе. Если бы я все еще могла спать, уверенна – ты бы снился мне каждую ночь. Джейк, не важно, что ты вбил себе в голову, ты все еще мой друг.
Все еще, спустя больше сотни лет. Вампирская память сохранила немного, но то что осталось – на века.
Она едва узнала его. Мужчина. Повзрослел, изменился. Постарел… Между бровей морщинка, седина на висках. А волосы длинные, как тогда, в детстве. Сколько им было? Ей шестнадцать. Или семнадцать? Воспоминания о том времени туманны, чудо что хоть что-то осталось. Широкоплечий, мускулистый. Серьезный и бесконечно чужой. С непонятной чередой мыслей, непредугадываемый, незнакомый.
– Я вернулся, чтоб сказать тебе прости. Прости, что не сумел, не смог, не доказал, что быть человеком лучше. Я не знал тогда что говорить, я не знал правильных слов, я был слишком… мальчишкой.
– Никакие слова не могли бы меня переубедить. Я счастлива, Джейк. Если ты этого не понимаешь – уходи. И если ты все еще любишь меня – мне очень жаль. Ты должен найти другую.
– У меня было очень много других: девушек, женщин, девчонок… Слишком много, чтобы всех упомнить. Прости.
– За что? – в голосе сталь, и пробуждалось раздражение. Кто этот чужой человек? Это не её Джейкоб! Это кто-то чужой, похожий на него, но не Джейкоб. Не по этому человеку ли? чудовищу ли? тосковала её душа. Не его она мечтала отыскать, обнять и потащить куда-нибудь в самое тихое и уединенное место, а еще лучше на пляж в Ла-Пуш, и плевать на все договорённости, потому что они бы держались за руку, гуляли у самой кромки и… говорили-говорили-говорили… обо всем на свете. О Кока-Коле и о новом хите, о карбюраторах и о шампуне для волос, и смеялись бы…
– Я тогда… пожар… помнишь?
– Нет. Я отключилась. Слишком много дыма.
– Я тогда ведь сделал выбор. И я предал тебя, выбрал не тебя. Я ведь думал, что она поможет, и отпустил.
– Меня было кому спасать. – Строго, раздражение нарастало. Вампир получила в ответ презрительное хмыканье.
– О да! Если же вспомнить, что они боятся огня… Не в этом суть. Я тогда правда сразу ринулся за тобой, но самая бледная кровососка уносила тебя на руках, и я решил, что всё – ты в безопасности. Я бросился спасать остальных, хоть кого-нибудь, и это казалось просто невозможным. Огонь-огонь-огонь везде. И эти супер-сильные вампиры, корчились в огне, кричали, и все равно убивали - искали Беллу. И этот гул… жуткий гул. Мы выносили детей из домов, пытались вывести группы уцелевших… Так мало людей спаслось… так мало. Столько человек погибло… Ну где же были твои пиявки?
– Они боятся огня! – и дальше спокойнее: – мы слишком легко воспламеняемся. Они не могли так рисковать собою. Уходи.
– Белз бы никогда так не сказала.
– Ты не мой Джейкоб!
– А каким я должен быть? Как по-твоему обязан выглядеть «твой» Джейк?
Сколько в мире судеб? Сколько полос земли – дорог? Параллельных, пересекаемых, общих? Столько следов – по ним всегда можно найти начало. Где же их дорога? Где же следы в юность? Где их полосочка с лёгкими отпечатками на поверхности? Как найти начало? Нету, не отыскать, не рассмотреть, не узнать, не почувствовать.
– Я прежний. Я ничуть не изменился, Белла. Только очень устал, и душа ищет покоя. Я пришел, чтоб сказать тебе прости. И прощай. Я ищу успокоения. – Тревожно прикрыл глаза. – Покоя.
– Тихую гавань? – неуверенно переспросила вампир.
– Пускай так, – согласился мужчина. – Мне нужно только прощение. Я хочу увидеть Беллу, хотя бы на мгновение, хочу увидеть, что она меня простила.
– Я и есть Белла! – наверное, если бы вампиры умели плакать, она бы сейчас расплакалась, наверное, если бы у вампиров было сердце, у неё оно сейчас разбилось бы, наверное, если бы Белла все еще была жива, она смогла простить.
Едва уловимее, едва ощутимое движение, – лёгкое колебание воздуха, и мужчина отлетает в сторону, едва не сломав дерево.
– Эдвард, не нужно!
– Все правильно, кровосос, спасибо. – Веки тяжело опустились. Жизнь уходила, медленно вытекая вместе со струйкой крови из уголка рта. – Прощай, Белз.
– Сердце не бьется… – тихий шепот. – Не бьется?
– Я его убил.
– Джейкоб? – вампир осторожно, опасливо приблизилась и присела рядом. – Джейк…
– Он же специально, он все продумал…
– Он умер?
– Прости.
– Как же ты мог? Как ты мог, Джейк? Зачем?..

---
– Белла.
– Да?
– Ты помнишь его последние плова?
– Он попрощался.
– Нет, он в последний раз попросил прощения. Он попросил: «прощай»…

@музыка: все еще тишина

@настроение: еще хуже

@темы: сумерки, фикшен, Джейкоб/Белла

---

Why I remember?

Title: Why I remember?
Alpha/Author: Ashlay_Black
Beta: нет
Rating: R
Genres: Hurt/comfort, Continuation, Angst
Involving: Леа, Эмили, Сэм
Pairing: Леа/Сэм, Эмили/Сэм, Леа/OMC
Fandom: Twilight saga
Disclaimer: Стефани Майер
Warning: Original Male Character, секс с подростком
Distribution: НЕТ! Никто никуда без моего разрешения не размещает.
Teaser/Summary: я попыталась описать момент когда Леа узнала о запечатлении Сэма, ну естественно определила Леа будущее))
Author’s note: Леа – мой любимый женский персонаж в саге. Так что я к ней «с особой любовью» так сказать))) Очень хочу, что б вы оставили своё мнение, про Леа я пишу впервые)

Глава 1

Опасайтесь того, кто не отвечает ударом на удар: он и вас не простит,
и не даст вам простить самого себя.
Б. Шоу

Не смейтесь. Я действительно его любила.
Я так сильно его любила, что, казалось, мир сияет ярче когда он рядом … Всё замирает, жизнь вокруг останавливается, когда он на меня смотрит, улыбается… Всё так просто, так естественно. Потому что правильно, по любви.
Столько лет прошло, а я все еще помню как это, ощущать его губы на своей коже, руки… вес его тела…
Я помню…

… Серый асфальт, серый кирпичный дом, серый от дорожной пыли куст, серый мусорный бак, вот вам и полутона, которые так советовали видеть на каком-то там модном тренинге. Нет, лучше пускай все будет черно-белым, тогда можно или любить или ненавидеть. Это же душа, а не шампунь с кондиционером! Нельзя в неё всыпать столько ингредиентов и ждать что будет. Потому что будет один большой такой «бада-бум», как говорила любимая девочка из «Голубой лагуны», прелестно улыбаясь не менее любимому папой «крепкому орешку».
Девушка бежала вдоль тёмных улиц, не разбирая где находится и что вокруг происходит. Она как ритуальную формулу повторяла одно и то же банальное: «Обманул, обманул, обманул…». Сформулировать иначе, красивее и нежнее, что б так же привлекательно как в гламурных глянцевых журналах на страничке у психолога, не хватало свободной виртуальной памяти. Или как это называется у людей?
Остановила её, поймав за тонкое запястье, прохожая. Женщина её ругала, и только через две минуты стало понятно, что она едва не выскочила под колёса автомобиля. А потом в сознание вторгся этот отвратительный голос:
– Не беспокойтесь, я отвезу её домой. Да, я знаю где она живёт, мы знакомы. – Голос звучал буднично, совершенно спокойно, словно ничего не произошло. – Как ты здесь оказалась? – Требовательная интонация заставила её подчиниться. Она всегда подчинялась, когда понимала, что слабее.
– Обманул… – Не переставая плакать, повторяла, заикаясь от истерики Леа. Лицо грязное от слёз растёртых вымазанными при падении ладонями казалось очень красивым. Как у измученного ангела, спасающего своей красотой мир. Растрёпанные волосы, распухшие глаза и покрасневший нос вовсе не портили её. Страдание было ей к лицу – но не подбадривать же её этим.
– Пошли, я отвезу тебя домой.
– Нет! – Стыдно, ужасно стыдно, что её увидели в этот момент, когда она не может контролировать себя, когда все чувства на виду и никак не защититься. Когда ей могут сказать что-то неприятное, а она в ответ не сможет рассмеяться своим отрепетированным смехом «я – все, ты – гадкое ничто». – Нет! Нет! – Как-то неуверенно, словно ей очень хочется, но сказать «да» неправильно и унизительно. Словно просит уговорить её, ведь она совершенно точно потерялась, но признаться в этом просто не допустимо. Выпутывая запястья, освобождаясь от прикосновений, избавляясь от чужой воли, она все же сломалась. Чужая власть была сильнее и она как всегда покорилась. Покорилась чужой воле, чужой силе. Сдалась.
– Пристегнись. – Зажигание, легкий толчок, машина сдвинулась с места и тихо зарокотала. – Ты не пристегнёшься? Меня могут за это оштрафовать. – Прозвучало доверительно, словно они лучшие в мире друзья. И улыбка, совершенно неуместная дружеская улыбка.
– Я никуда с тобой не поеду! Выпусти меня немедленно из машины. Я буду кричать! – Леа игнорировала и слова и жесты и мимические потуги собеседницы.
– Может заедем в кафе? Ты выпьешь чего-нибудь горячего и сходишь в дамскую комнату, умоешься.
– Проблемы со слухом? Останови немедленно машину, я сказала немедленно. Сию же секунду, я сказала. Иначе я позвоню в полицию и скажу что меня украла обезумевшая страшила, позавидовавшая моей красоте.
– В зеркало на себя посмотри, красавица. – Возмутилась Эмили, устав изображать добрую девочку.
– Ненавижу тебя. – Совершенно искренне и так же беспомощно. Ну что она в сущности может? Только ненавидеть, только сказать об этом, и что с того? Вот можно подумать, что это что-то изменит. – А ты омерзительно смотришься в этой роскошной машине. Она слишком хороша для тебя. – Пускай ненависть и не заденет, но ведь можно хоть немножко обидеть. – А еще на тебе всегда плохо сидит одежда, от тебя пахнет смесью духов и чего-то ужасного, ты не правильно наносишь макияж и никогда не надеваешь шпильку. Еще у тебя совершенно отвратительная прическа и эта ужасная кепочка. Вот тебе мой бесплатный совет: выкинь её, ты же еще пока не облысела. Как только у тебя появится проплешина, можешь её надевать, а пока сними, потому что когда я вижу тебя в этой кепочке, у меня рука тянется подать тебе милостыню, как сирой и убогой. И если я совершенно случайно выгляжу непривлекательно один раз, то ты всегда, изо дня в день выглядишь так дурно.
– Ты знаешь, вот такая я. Ну вот такая: в кепочке, в удобной одежде и не менее удобной обуви. Да, я мало крашусь и не выгляжу как фарфоровая куколка. Представь, у меня даже укладки нет. И я при этом чувствую себя полноценным человеком. – Совершенно спокойно соглашается Эмили, не удостаивая кузину даже взглядом, она ей это благородно прощает: ведь она перед ней виновата. Главное не вспылить, главное не вцепится этой стерве в волосы и не вырвать все эти блестящие шелковые локоны, пропитанные всевозможными масками, кондиционерами, муссами, гелями, лаками… Уже не долго осталось, они всего в паре километров от её дома. – А если тебе так хочется дать мне денег – оплатишь проезд.
– И не подумаю. Учитывая то как ты водишь машину ты мне еще доплачивать должна за то, что я согласилась с тобой ехать. Вези меня прямо в больницу, я зафиксирую побои, ты так едешь, что меня бросает со стороны в сторону, я уже вся в синяках.
– Я тебе говорила пристегнуться.
– Мало ли что ты могла говорить. – Леа возмущенно закатила глаза в этой своей манере, от которой Эмили просто передергивало. В такие моменты ей казалось, что сестра во всем права, а она последняя дурочка и говорит глупости. – С авторитетом у тебя – как и с красотой – не сложилось.
– Действительно.
– Он же тебя даже не любит. Это просто какая-то фигня волшебная. Ты не в его вкусе. С такими как ты он может только дружить, может сочувствовать, может жалеть. Да. На самом деле он бы тебя никогда не выбрал. Ты бы ему не нужна была. Если бы не этот… этот …
– Импринтинг?
– Да!
– Он это не выбирал, Леа. Он этого не хотел.
– А что теперь с этим делать мне? Кто меня склеит?..

С тех прошло много лет. Всё уже давно не так. У меня нет роскошных тёмных локонов, у меня нет безупречного маникюра. Меня не считают первой красавицей… Нет, Джейк все еще говорит, что я красивая. Он правда так думает. Я знаю… Духи, лучше бы я не знала! Он сейчас так счастлив, у него есть Нэсси, ей всего десять лет, но выглядит она словно ей семнадцать. Она уже давно так выглядит. Очень красивое… создание.
А я все еще помню, его мысль о том, что мы с ним похожи, что у нас одно несчастье на двоих: потеряли любимых.
Нет, Джейк, потерять того, кто до конца твоим так и не стал, это совсем не то, что потерять часть души. У меня эту часть вырвали и рана не зарастает… Это невыносимо!!! Столько лет, а она не зарастает, ну за что же вы со мной так, Духи?!!
Позавчера у Сэма и Эмили родился сын. Он так счастлив, я поняла что значит «светится счастьем». Куда уж там этому блеклому поблескиванию кровососов. Сегодня Эмили и Сэм младший возвращаются домой. Готовится праздник по этому поводу. Я лично принимала участие в приготовлениях. Боль не прошла, но только портить всем настроение мне тоже насточертело.
А вот и сигнал машины. Они уже тут, счастливая семья. Приготовься улыбаться Леа, попытайся быть за них счастливой. Только сегодня. Это будет твой главный подарок им.
Вот Сэм. Он вошел в дом первым, такой обескуражено счастливый. Он открыл дверь шире, пропуская жену. Ну почему же это так больно? Вот Эмили. Она поправилась. Стала такой… кругленькой. Вид у неё немного уставший. Улыбается. И больше не носит свою любимую кепочку. После того разговора больше ни разу её не надела. Стоит и смотрит на меня. На руках у неё ребенок. Мальчик. Он не спит, я слышу по дыханию. Эмили поворачивает его лицом ко мне.
О Духи! Пылающий жар прошел по всему телу… Вся моя боль, все мои страдания, всё растворилось в бессмысленном взгляде грудного ребенка. Рана в груди затянулась, но воздух всё равно выбило с груди. Смысл жизни … вот он, в руках троюродной сестры. Маленький человечек, и столько смысла!!!
Так вот как это – запечатление.
Но почему же тогда… я всё помню?..

--------------------------------

Глава 2

Молодость — такой недостаток, который с каждым днем проходит.
В. Ф. Одоевский

Леа ощущала, как чувства поднимаются откуда-то из области солнечного сплетения и жаждут выплеснуться, вырваться на свободу посредством длительного монолога, чтоб он сидела и слушал, хлопая своими длинными ресничками, и мило округлял свой нежный ротик, имитируя вполне правдоподобное удивление. Хотя если он узнает все, а когда-нибудь обязательно узнает, то удивление – это меньшее, что с ним произойдет. Какой же он смешной. Еще совсем ребенок.
Он лежит на животе, на белой и достаточно грубой ткани простыни в своей первозданной красоте. Загорелая кожа, красивые длинные темные волосы разметались по грациозно выгнутой спине, руки подпирают приподнятую голову, в глазах восхищение и обожание.
− Я чувствую себя счастливым, – наивно улыбаясь, прошептал он. Леа следит за его взглядом, бесстыдным взглядом, не спеша передвигающемуся по всему её телу, которое она не потрудилась прикрыть, но ведь на улице лето и укрываться слишком жарко. Он рассматривал её, как статую, с любопытством и без смущения, даже когда опустил взгляд до самой скрываемой части тела. Ей даже показалось, что он сейчас протянет руку чтоб коснуться. Она отвернулась. Нет, он все же сведет её с ума. Как, как этот мальчишка смог так быстро подчинить её себе? Запечатление? Древняя магия? Пятнадцать лет… Духи, её за это посадят. И она даже сопротивляться не станет. Заслужила.
− Это просто оргазм. Подозреваю – первый. – Она потянулась за одеждой, но передумала и резко повернулась к нему. Ей хотелось, чтоб он ушел, чтоб перестал так восхищенно рассматривать её, так ласково улыбаться и соблазнительно выгибаться. Хотелось?! Нет-нет-нет! Только бы никогда это не закончилось.
− Не знаю я, как это называется, но я знаю, что я чувствую. – Он по-детски сморщил маленький носик и немного неуверенно потянулся к ней. – Ты же меня не используешь?
− В каких целях? – Леа почувствовала странное умиротворение, как только его рука обняла её, и она не сумела остановить себя, когда её рука потянулась к его волосам.
− Не знаю. Просто что-то такое нехорошее в тебе есть… Ты такая красивая.
− Ты мне это повторил уже раз десять за сегодня.
− Ничего не могу с собой поделать. – Он сел, скрестив по-турецки ноги, и взял её руку в свои нежные, мягкие ладони. – Меня так тянет к тебе… Почему? – Леа закрыла глаза, почувствовав как его рука, осторожными нежными движениями ложится на её щеку, от щеки опускается к шее, замирает на мгновение на ключице и накрывает грудь, слегка сжав её. Девушка чуть не задохнулась от неожиданно приятного ощущения. Она как слепой котенок искала его губы, не в силах открыть глаза и посмотреть на него. Голова кружилась, а она гладила горящими ладонями его спину, грудь и талию.
− У меня есть предположение. – Леа резковато отстранилась от парня.
− Какое? – Он выгнулся и навис над ней, неумело пытаясь раздвинуть коленкой её бёдра.
– Только не торопись, – попросила она.
− Прости. – Он смутился и попытался встать, но она задержала его, нежно обняв и прошептав:
– Всё правильно, просто не торопись.
Леа поцеловала его губы, перевернулась, оказываясь сверху, погладила грудь, живот, позволила перевернуться назад. Она выгибалась под его ласками, задыхалась от бурлящего возбуждения. Он закрывал ей рот то поцелуями, то рукой, пытаясь заглушить её стоны и вскрики – это его смущало. Они меняли темп и положение, целовали друг друга и, не переставая двигаться, то прижимались, то отстранялись и снова прижимались, и снова целовались…
Пальцы девушки гладили и ласкали невероятно нежную кожу парня. Он исцеловал все её лицо, шею, плечи, грудь… Он сжимал её в объятьях порой слишком сильно, но ей это даже нравилось. Ей нравилось ощущать его силу, ощущать вес его тела на себе, его горячее дыхание на своей коже. Он был для неё чем-то нереальным, чем-то сказочным и волшебным. И он дарил ей невероятные ощущения иллюзорного счастья.
Прошло больше часа, прежде чем они остановились. Дыхание сбилось и приносило боль грудной клетке. Леа была полностью выбита из сил, а её мальчишка едва дышал. Он лежал рядом и не мог найти в себе сил двинуться, а так хотелось прижать её к себе.
− Мне кажется, что я умираю, – прошептал Сэм и посмотрел на девушку своими большущими черными глазами, все еще мутными от страсти.
− Не умираешь. Это опять-таки оргазм. – Леа подвинулась и положила голову ему на плечё, позволяя обнять себя за тонюсенькую талию. – Тебе скоро домой идти?
− Меня уже ждут. Наверное, давно ждут.
− Я тебя отвезу. – Она зарылся лицом в его волосах и прошептала:
− Только не в таком виде.
− Я приму душ. – Зевнул он и закрыл глаз. – Скажу, что гулял в Форксе с Питером.
Леа улыбнулась, но не спешила его разочаровывать. Ничего им не скрыть, даже если очень-очень захочется. Но папа Сэм будет страшно зол. Да, это забавно.
А домой парень шел с тяжелой душой. Врать в очередной раз совсем не хотелось. Да и папа почему-то всегда так раздраженно фыркает, когда он начинает оправдываться, словно он всё-всё знает, но всё равно ждёт чистосердечного. Как сложно. Леа высадила его совсем недалеко от дома, даже подумать нормально времени не хватит – шаг, второй и добрые глаза бабушки, которая уже заждалась его со школы, выглядывая в окно. А что уж говорить о рефлексии…
Нет, ради неё он готов врать. И пусть она старше, и не важно, что не знает на сколько. Такое ощущение, что он знает её с первого дня жизни, и что с того самого дня она ни на день не повзрослела! Но с ней так просто, с ней хорошо и спокойно, когда она рядом он млеет в блаженстве. Но она пугал его. Что-то в ней вызывает необъяснимый страх и трепет. Он чувствовала её силу даже слишком явно, и это только сильнее притягивало его. Остановившись возле дома, он вдруг осознал, что хочет назад к ней. Хочет прогуляться с ней по парку и услышать красивый миф. Она так интересно рассказывает бесконечные истории и предания. А еще больше ему нравится как она поет. Хотя стоило признать, что ему нравилось все, что она делает, и в особенности с ним.
А еще он, кажется, влюбился, что не есть хорошо, потому что папа и мама её недолюбливают и просили держаться как можно дальше. Но как можно не приближаться, если без неё даже дня нельзя прожить? И он чувствует, просто знает, что ей без него больно. Именно больно. И… и пускай кто угодно говорит что угодно. Всё бес толку, потому что он ни за что никогда не бросит и не отпустит её.

Глава 3

Шутить с мечтой опасно;
разбитая мечта может составить несчастье жизни;
гоняясь за мечтой, можно прозевать жизнь…
ПИСАРЕВ Д.И.

Эмили лежала на кровати, обняв подушку, и грустно смотрела на стену, пытаясь сконцентрироваться на рисунке обоев и не думать о сыне. Точнее что-нибудь придумать, что б всё не складывалось так неправильно.
Его будущее представлялась ей совсем не таким. И это вечное напряжение… Альтернатива пыток устраивала куда больше, нежели этот ежедневный ад. Ненависть была во всем, даже в его нежности она видела отображение иронии и подачки – мне не сложно, захлебнись. ОНА украла, украла, украла у неё сына, настроила против родных… Это её месть?
− Скажи честно, ты сможешь смириться? – голос мужа раздался неожиданно, когда она как раз раскручивала очередную пружину своей боли. – Тебе никогда не хочется все бросить и просто… Просто позволить им.
− Ей тридцать семь, – вздохнула она. Замолчала. Не дождалась ответа и повернулась. – А ему пятнадцать. «Просто» не получается. Нужны условия, а это уже непросто.
− Ты винишь меня в том, что тогда все так случилось?
− Нет. – Он молчал, а она увлеклась разравниванием покрывала.
– Я думал, это ты меня винишь в том, что…
− По какому праву? – Она отошла от идеально заправленной кровати и возвела между ними преграду – стул, опершись о его декоративную резную спинку. – Я ни о чем не жалею. Ну не совсем.
− Чего ты хочешь? – Вопрос был исключительно для того, чтоб не молчать. Инсайт – он уже все понял.
− В данный момент? Хочу нормального секса, такого, знаешь, на всю ночь, чтоб утром от усталости и пальцем было нельзя пошевелить, а от поцелуев и ласк горела кожа.
− Неожиданно. – Прозвучало многообещающе.
− Это не все. Я не хочу, чтоб между нами был этот холод – Леа. Я не хочу, что б ты умалчивал о ней, щадя мои материнские чувства. Хочу…
− Это сложно, – мужчина с интересом наблюдал за ней, за её хождениями вокруг стула и нервными поправлениями растрепанных волос.
− Ерунда, – отмахнулась Эмили и растерянно посмотрела на него, словно только что осознала, что сказала лишнее. Потом, выдохнув, решила произнести все, что так давно уже рвется на свет Божий. – Ты сам начал этот разговор…
− Ну тогда давай прекратим, я ничего не хотел…
− Дослушай! – Она отшвырнула стул, и Сэм с грустью отметил, что при падении повредилась спинка. – Я не допущу, я не разрешу. Мне не нужны никакие слова, никакие объяснения… Он мой сын, понимаешь? А она – моя старшая сестра.
– На вид ей не больше двадцати.
– Как и тебе…
– Неправда!
– Сэм, тебе все еще двадцать пять и не года больше, а я… Посмотри! Я не жалею, нет…
− Ты преувеличиваешь, я уже давно не обращался, – перебил Сэм и сел на кровать, игнорируя предупредительный взгляд жены. – Ты меня идеализируешь и льстишь. Не стоит, это лишнее. Ну быть может лет на пять я и выгляжу моложе…
− О, это невыносимо. Мы говорили о Леа…
− А вот Леа каждый день обращается. И как раз она выглядит на двадцать пять, даже двадцать. И будет так выглядеть до тех пор, пока не захочет остановиться. А она уже не хочет. Я знаю.
− Джейк?..
− Он любит поговорить. Я думал, тебе неприятно обсуждать…
− Что бы ты ни говорил и что бы ни думал, Леа для меня сестра. Глупенькая, безалаберная сестричка, которую я люблю. Неприятно… Отчего? Мы с тобой всегда и все обсуждаем. Все. Кроме неё. Кто она мне сейчас? Сестра? Или невестка? Мы так далеки друг от друга…
− Мне казалось, тебе хотелось, что б она была как можно дальше.
− А тебе?
− Я не знаю.
− А мне страшно. Она отнимает у меня сына.
− Он ершится только потому, что ты запрещаешь с ней общаться.
− Я тебя умоляю… Мне их благословить?
– Мне тоже это не нравится. Он нам постоянно врёт. Мой нос еще не потерял чувствительность и я прекрасно ощущаю её запах на нём.
– Они…
– Пока что нет. Но у мальчишки гормоны… А она сделает для него всё на свете.
– Где он?
– У бабушки сегодня. Может воспользуемся его отсутствием и как в старые добрые времена прогуляемся в городе?
– Хорошо. – Эмили устало улыбнулась. – Сейчас только переоденусь.
– Жду в машине.

---------------

И что с ним делать? Не сказки же читать? Он хочет побыть с ней! Это хорошо конечно – сердце от счастья кувыркнулось в груди, когда он позвонил через час после расставания и сообщил ей это – только она привык либо «выпендриваться», как называл это Джейк, либо грубить. Ну нет, она вовсе не «сука», просто сколько бы времени ни прошло, сколько бы этот трогательный мальчишка не лечил её – рана оставалась. Уже не кровила и не ныла перед сном, но… ощущалась. Эта мальчик – её счастье. И он её так… так отчаянно притягивал! Он ведь действительно влюбился, что бы это не значило в его юном возрасте. И он хотел побыть с ней. И что делать? Повести его в кино? В театр, в музей? Нет? Тогда что? Куда дальше? Что делать?
Она подняла на него взгляд и на нежных щёчках запылал румянец. Святая невинность! Он еще и смущается под её взглядом! Трогательно-то как… Жаль мама не видит. Его мама, конечно.
Да плевать на всех. Вот он – центр вселенной. И это всё. И больше ничего и никого не нужно. Вот он – ЕЁ Сэм. Просто нужно было подождать.
Мальчишка взял её за руку, переплетая пальцы. Рассмеялся… Что-то начал рассказывать, она почувствовала на себе взгляд, повернулась – Сэм. Смотрит печально, лёгкий манёвр, что б Эмили их не заметила, ведёт в другую сторону. Повернулась – её Сэм. Широкая улыбка от уха до уха и обожающий взгляд. Сердце рвётся от счастья… и немного болит, окунаясь в воспоминания.

Глава 4

Гнев есть оружие бессилия.
С. Сегюр

Плачут в отчаянье. Плачут, когда уже ничего нельзя изменить… А так безнадежно хочется. И будущее становится приговором, боль – верным спутником, а ненависть – родной сестрой. Внутри все горит огнем, словно туда налили кипящей смолы. А сердце тонет в этой густой субстанции и впитывает в себя её черноту.
− Прости меня, пожалуйста, – просит парень, не пряча слёз и пытаясь хоть кончиками пальцев к ней прикоснуться. – Я умоляю, прости.
Она отворачивалась, убирала руки, закрывала уши и тоже плакала. Смола внутри кипела, подогреваемая его раскаянием. Лучше бы соврал, лучше бы сказала, что это все неправда. Что это всем приснилось, и она бы поверила, она бы послала весь мир на все четыре стороны и слушала только его, верила бы его словам и не смотрела бы в глаза.
А сейчас он пытался обнять её и умолял простить. Рассказывал, разрывая на куски последние остатки самолюбия, о том, что разлюбил и просил простить.
− Ненавижу! Ненавижу тебя, слышишь? Я тебя не-на-ви-жу! – кричать громче, изо всех сил, чтоб горло сводило, чтоб передать хоть чуточку своей боли. Кричать и надеяться, что он не сможет больше ничего говорить. – Ты понимаешь? Ненавижу.
− Я не хотел… Не хотел, чтоб все так получилось.
− Уходи!
− Пожалуйста… – Хватаясь за рукав и чуть не падая на колени, целуя её руки и уже не надеясь, он молил о прощении. Сердце… Оно разрывается от боли и от ненависти к самому себе. Он не хотел, он не хотел, он тысячу раз не хотел этого. Но сделал. – Я прошу тебя, прости.
− Зачем? Что это тебе даст? Не прикасайся! – Отшвырнуть от себя, подальше, чтоб только не поддаться искушению задушить его.
− Леа… – Он все же отпустил её и упал на бетонный пол, почему-то больно ударившись кобчиком, словно падал с дерева, с верхотурины. – Я не знал, иначе никогда бы, ни за что не смотрел… Все произошло так, словно меня и не было там, словно это был не я, решили не мы – вместо нас! – истерика набирала обороты, а сил уже практически не оставалось. – Ну ударь меня, ну сделай хоть что-нибудь, только прости!
− Исчезни! Умри! Я хочу, чтоб ты умер! – сказала и испугался его странному блеску в глазах, словно он вот сейчас собрался взять и умереть. Его лицо меняло выражения и, наконец, остановилось на растерянном непонимании. Ему не больно? – Не уйдешь ты – уйду я.
− Я умру. Хорошо, я умру, – согласно кивнула он, и в этот момент стало противно. Противно его видеть. Отвращение было настолько сильным, что почти затошнило. А он продолжала плакать, как противно. – Я просто не смогу жить без неё. Умру. – А она думала, что больнее он уже не сделает.
− Зачем?! Зачем ты мне это говоришь? Засунь свою честность себе, знаешь куда?!
− Я тебя прошу!
− Или ты пришел просить у меня помощи и совета? А может… – Леа истерично расхохоталась, пряча лицо в ладонях. – Может, ты ждешь от меня поддержки? – Она решительно направилась к двери. – Ненавижу тебя больше всех в мире! Понимаешь? И не могу находиться с тобой рядом.
− Леа, послушай.
− Не хочу тебя ни слышать, ни видеть, ни знать! Ты для меня умер! Слышишь?
− Ты когда-нибудь простишь?
− Никогда. – Леа не понимал, что за псих разбирал её, но отчаянно хотелось сделать ему больно. Схватить за волосы и протянуть по всему коридору, ударить, в конце концов. – Ты понимаешь, я убить тебя хочу! Взять и… – она судорожно скрутил пальцы и, развернувшись, попыталась выйти из комнаты. Но Сэм оказался быстрее…
− Прости меня, пожалуйста, – прошептала он, обнимая её, прижимая к себе, прощаясь. – Прости…
− Сэм, ну хватит! Мне так больно! – не сдержалась, зарыдала. Обняла его, пальцы как судорогой свело на воротнике его рубашки.
Парень замер. Дикая ярость полностью заполнила все его сознание. Слово «больно» и её горячие слёзы на шее почему-то создавали непонятный и достаточно болезненную реакцию – гнев. Он, не контролируя себя, сжал её талию с такой силой, что она вскрикнула, но все так же жалась к нему, инстинктивно ища защиты.
− А ты знаешь, как больно мне? Ты знаешь, что делают со мной твои слова? Ты понимаешь, как это знать что виноват! Во всём виноват! Ты понимаешь, что больше это не склеить? Знаешь, как это – быть виновным. И я хочу, так хочу исправить, изменить… Но не умею!
− А мне? Что мне с этим делать? – прошептала она, а потом вдруг резко закричала. – Я не могу тебя простить!
− Я понимаю.
Леа отпустила его шею и, обхватив ладонями лицо, поцеловала его. Сэм зажмурил глаза, стараясь не поддаваться слезам, не смотреть на неё и желательно даже не чувствовать. Раньше эти прикосновения дарили счастье, теперь они – измена.
− Это был последний раз, – сказала Леа, отстраняясь. Она не оглядывалась. Уходить нужно не оставляя образов.
– Последний… Прощай.
− Знаешь, что самое страшное в словах «последний раз»? – Леа вытерла тыльной стороной ладони правую щеку. – Это означает, что больше никогда… Никогда… Ты заметил, что по-разному воспринимаются эти выражения? – Она опустила глаза. – Никогда звучит страшнее…

-----------------
– Эй! Ты где? – Сэм протянул ей мороженое и улыбнулся. Этот парень постоянно улыбается. Весь в мать.
– Да так, не бери в голову, задумалась. – Она улыбнулась ему в ответ. Во всяком случае, они одного роста. Это радовало, хотя бы со стороны не смешно.
Да ладно, все у них впереди. И все она выдержит. Не раз уже доказала всем, что она сильная девочка. И Эмили перебеситься. А Сэм, кажется, уже не возражает. Хотя пускай бы попробовал ей хоть что-нибудь сказать.
А мороженное вкусное – фруктовое. Её любимое.
Она еще раз оглянулась – Эмили опять напялила эту дурцкую кепочку. Неисправима! Сэм тоже оглянулся. Взгляды встретились. Оказывается, он тоже все помнит. Только… Она крепче сжала руку Сэма-младшего. Отвернулась и позволила этот детский глупый жест – собственническое, слишком тесное и интимное для публики, объятие.
А воспоминания останутся. Общие.

@настроение: ужоснах

@темы: сумерки, фикшен