Ирония — любимое, а главное, единственное оружие беззащитных.
Title: Why I remember?
Alpha/Author: Ashlay_Black
Beta: нет
Rating: R
Genres: Hurt/comfort, Continuation, Angst
Involving: Леа, Эмили, Сэм
Pairing: Леа/Сэм, Эмили/Сэм, Леа/OMC
Fandom: Twilight saga
Disclaimer: Стефани Майер
Warning: Original Male Character, секс с подростком
Distribution: НЕТ! Никто никуда без моего разрешения не размещает.
Teaser/Summary: я попыталась описать момент когда Леа узнала о запечатлении Сэма, ну естественно определила Леа будущее))
Author’s note: Леа – мой любимый женский персонаж в саге. Так что я к ней «с особой любовью» так сказать))) Очень хочу, что б вы оставили своё мнение, про Леа я пишу впервые)
читать дальше
Не смейтесь. Я действительно его любила.
Я так сильно его любила, что, казалось, мир сияет ярче когда он рядом … Всё замирает, жизнь вокруг останавливается, когда он на меня смотрит, улыбается… Всё так просто, так естественно. Потому что правильно, по любви.
Столько лет прошло, а я все еще помню как это, ощущать его губы на своей коже, руки… вес его тела…
Я помню…
… Серый асфальт, серый кирпичный дом, серый от дорожной пыли куст, серый мусорный бак, вот вам и полутона, которые так советовали видеть на каком-то там модном тренинге. Нет, лучше пускай все будет черно-белым, тогда можно или любить или ненавидеть. Это же душа, а не шампунь с кондиционером! Нельзя в неё всыпать столько ингредиентов и ждать что будет. Потому что будет один большой такой «бада-бум», как говорила любимая девочка из «Голубой лагуны», прелестно улыбаясь не менее любимому папой «крепкому орешку».
Девушка бежала вдоль тёмных улиц, не разбирая где находится и что вокруг происходит. Она как ритуальную формулу повторяла одно и то же банальное: «Обманул, обманул, обманул…». Сформулировать иначе, красивее и нежнее, что б так же привлекательно как в гламурных глянцевых журналах на страничке у психолога, не хватало свободной виртуальной памяти. Или как это называется у людей?
Остановила её, поймав за тонкое запястье, прохожая. Женщина её ругала, и только через две минуты стало понятно, что она едва не выскочила под колёса автомобиля. А потом в сознание вторгся этот отвратительный голос:
– Не беспокойтесь, я отвезу её домой. Да, я знаю где она живёт, мы знакомы. – Голос звучал буднично, совершенно спокойно, словно ничего не произошло. – Как ты здесь оказалась? – Требовательная интонация заставила её подчиниться. Она всегда подчинялась, когда понимала, что слабее.
– Обманул… – Не переставая плакать, повторяла, заикаясь от истерики Леа. Лицо грязное от слёз растёртых вымазанными при падении ладонями казалось очень красивым. Как у измученного ангела, спасающего своей красотой мир. Растрёпанные волосы, распухшие глаза и покрасневший нос вовсе не портили её. Страдание было ей к лицу – но не подбадривать же её этим.
– Пошли, я отвезу тебя домой.
– Нет! – Стыдно, ужасно стыдно, что её увидели в этот момент, когда она не может контролировать себя, когда все чувства на виду и никак не защититься. Когда ей могут сказать что-то неприятное, а она в ответ не сможет рассмеяться своим отрепетированным смехом «я – все, ты – гадкое ничто». – Нет! Нет! – Как-то неуверенно, словно ей очень хочется, но сказать «да» неправильно и унизительно. Словно просит уговорить её, ведь она совершенно точно потерялась, но признаться в этом просто не допустимо. Выпутывая запястья, освобождаясь от прикосновений, избавляясь от чужой воли, она все же сломалась. Чужая власть была сильнее и она как всегда покорилась. Покорилась чужой воле, чужой силе. Сдалась.
– Пристегнись. – Зажигание, легкий толчок, машина сдвинулась с места и тихо зарокотала. – Ты не пристегнёшься? Меня могут за это оштрафовать. – Прозвучало доверительно, словно они лучшие в мире друзья. И улыбка, совершенно неуместная дружеская улыбка.
– Я никуда с тобой не поеду! Выпусти меня немедленно из машины. Я буду кричать! – Леа игнорировала и слова и жесты и мимические потуги собеседницы.
– Может заедем в кафе? Ты выпьешь чего-нибудь горячего и сходишь в дамскую комнату, умоешься.
– Проблемы со слухом? Останови немедленно машину, я сказала немедленно. Сию же секунду, я сказала. Иначе я позвоню в полицию и скажу что меня украла обезумевшая страшила, позавидовавшая моей красоте.
– В зеркало на себя посмотри, красавица. – Возмутилась Эмили, устав изображать добрую девочку.
– Ненавижу тебя. – Совершенно искренне и так же беспомощно. Ну что она в сущности может? Только ненавидеть, только сказать об этом, и что с того? Вот можно подумать, что это что-то изменит. – А ты омерзительно смотришься в этой роскошной машине. Она слишком хороша для тебя. – Пускай ненависть и не заденет, но ведь можно хоть немножко обидеть. – А еще на тебе всегда плохо сидит одежда, от тебя пахнет смесью духов и чего-то ужасного, ты не правильно наносишь макияж и никогда не надеваешь шпильку. Еще у тебя совершенно отвратительная прическа и эта ужасная кепочка. Вот тебе мой бесплатный совет: выкинь её, ты же еще пока не облысела. Как только у тебя появится проплешина, можешь её надевать, а пока сними, потому что когда я вижу тебя в этой кепочке, у меня рука тянется подать тебе милостыню, как сирой и убогой. И если я совершенно случайно выгляжу непривлекательно один раз, то ты всегда, изо дня в день выглядишь так дурно.
– Ты знаешь, вот такая я. Ну вот такая: в кепочке, в удобной одежде и не менее удобной обуви. Да, я мало крашусь и не выгляжу как фарфоровая куколка. Представь, у меня даже укладки нет. И я при этом чувствую себя полноценным человеком. – Совершенно спокойно соглашается Эмили, не удостаивая кузину даже взглядом, она ей это благородно прощает: ведь она перед ней виновата. Главное не вспылить, главное не вцепится этой стерве в волосы и не вырвать все эти блестящие шелковые локоны, пропитанные всевозможными масками, кондиционерами, муссами, гелями, лаками… Уже не долго осталось, они всего в паре километров от её дома. – А если тебе так хочется дать мне денег – оплатишь проезд.
– И не подумаю. Учитывая то как ты водишь машину ты мне еще доплачивать должна за то, что я согласилась с тобой ехать. Вези меня прямо в больницу, я зафиксирую побои, ты так едешь, что меня бросает со стороны в сторону, я уже вся в синяках.
– Я тебе говорила пристегнуться.
– Мало ли что ты могла говорить. – Леа возмущенно закатила глаза в этой своей манере, от которой Эмили просто передергивало. В такие моменты ей казалось, что сестра во всем права, а она последняя дурочка и говорит глупости. – С авторитетом у тебя – как и с красотой – не сложилось.
– Действительно.
– Он же тебя даже не любит. Это просто какая-то фигня волшебная. Ты не в его вкусе. С такими как ты он может только дружить, может сочувствовать, может жалеть. Да. На самом деле он бы тебя никогда не выбрал. Ты бы ему не нужна была. Если бы не этот… этот …
– Импринтинг?
– Да!
– Он это не выбирал, Леа. Он этого не хотел.
– А что теперь с этим делать мне? Кто меня склеит?..
С тех прошло много лет. Всё уже давно не так. У меня нет роскошных тёмных локонов, у меня нет безупречного маникюра. Меня не считают первой красавицей… Нет, Джейк все еще говорит, что я красивая. Он правда так думает. Я знаю… Духи, лучше бы я не знала! Он сейчас так счастлив, у него есть Нэсси, ей всего десять лет, но выглядит она словно ей семнадцать. Она уже давно так выглядит. Очень красивое… создание.
А я все еще помню, его мысль о том, что мы с ним похожи, что у нас одно несчастье на двоих: потеряли любимых.
Нет, Джейк, потерять того, кто до конца твоим так и не стал, это совсем не то, что потерять часть души. У меня эту часть вырвали и рана не зарастает… Это невыносимо!!! Столько лет, а она не зарастает, ну за что же вы со мной так, Духи?!!
Позавчера у Сэма и Эмили родился сын. Он так счастлив, я поняла что значит «светится счастьем». Куда уж там этому блеклому поблескиванию кровососов. Сегодня Эмили и Сэм младший возвращаются домой. Готовится праздник по этому поводу. Я лично принимала участие в приготовлениях. Боль не прошла, но только портить всем настроение мне тоже насточертело.
А вот и сигнал машины. Они уже тут, счастливая семья. Приготовься улыбаться Леа, попытайся быть за них счастливой. Только сегодня. Это будет твой главный подарок им.
Вот Сэм. Он вошел в дом первым, такой обескуражено счастливый. Он открыл дверь шире, пропуская жену. Ну почему же это так больно? Вот Эмили. Она поправилась. Стала такой… кругленькой. Вид у неё немного уставший. Улыбается. И больше не носит свою любимую кепочку. После того разговора больше ни разу её не надела. Стоит и смотрит на меня. На руках у неё ребенок. Мальчик. Он не спит, я слышу по дыханию. Эмили поворачивает его лицом ко мне.
О Духи! Пылающий жар прошел по всему телу… Вся моя боль, все мои страдания, всё растворилось в бессмысленном взгляде грудного ребенка. Рана в груди затянулась, но воздух всё равно выбило с груди. Смысл жизни … вот он, в руках троюродной сестры. Маленький человечек, и столько смысла!!!
Так вот как это – запечатление.
Но почему же тогда… я всё помню?..
--------------------------------
Леа ощущала, как чувства поднимаются откуда-то из области солнечного сплетения и жаждут выплеснуться, вырваться на свободу посредством длительного монолога, чтоб он сидела и слушал, хлопая своими длинными ресничками, и мило округлял свой нежный ротик, имитируя вполне правдоподобное удивление. Хотя если он узнает все, а когда-нибудь обязательно узнает, то удивление – это меньшее, что с ним произойдет. Какой же он смешной. Еще совсем ребенок.
Он лежит на животе, на белой и достаточно грубой ткани простыни в своей первозданной красоте. Загорелая кожа, красивые длинные темные волосы разметались по грациозно выгнутой спине, руки подпирают приподнятую голову, в глазах восхищение и обожание.
− Я чувствую себя счастливым, – наивно улыбаясь, прошептал он. Леа следит за его взглядом, бесстыдным взглядом, не спеша передвигающемуся по всему её телу, которое она не потрудилась прикрыть, но ведь на улице лето и укрываться слишком жарко. Он рассматривал её, как статую, с любопытством и без смущения, даже когда опустил взгляд до самой скрываемой части тела. Ей даже показалось, что он сейчас протянет руку чтоб коснуться. Она отвернулась. Нет, он все же сведет её с ума. Как, как этот мальчишка смог так быстро подчинить её себе? Запечатление? Древняя магия? Пятнадцать лет… Духи, её за это посадят. И она даже сопротивляться не станет. Заслужила.
− Это просто оргазм. Подозреваю – первый. – Она потянулась за одеждой, но передумала и резко повернулась к нему. Ей хотелось, чтоб он ушел, чтоб перестал так восхищенно рассматривать её, так ласково улыбаться и соблазнительно выгибаться. Хотелось?! Нет-нет-нет! Только бы никогда это не закончилось.
− Не знаю я, как это называется, но я знаю, что я чувствую. – Он по-детски сморщил маленький носик и немного неуверенно потянулся к ней. – Ты же меня не используешь?
− В каких целях? – Леа почувствовала странное умиротворение, как только его рука обняла её, и она не сумела остановить себя, когда её рука потянулась к его волосам.
− Не знаю. Просто что-то такое нехорошее в тебе есть… Ты такая красивая.
− Ты мне это повторил уже раз десять за сегодня.
− Ничего не могу с собой поделать. – Он сел, скрестив по-турецки ноги, и взял её руку в свои нежные, мягкие ладони. – Меня так тянет к тебе… Почему? – Леа закрыла глаза, почувствовав как его рука, осторожными нежными движениями ложится на её щеку, от щеки опускается к шее, замирает на мгновение на ключице и накрывает грудь, слегка сжав её. Девушка чуть не задохнулась от неожиданно приятного ощущения. Она как слепой котенок искала его губы, не в силах открыть глаза и посмотреть на него. Голова кружилась, а она гладила горящими ладонями его спину, грудь и талию.
− У меня есть предположение. – Леа резковато отстранилась от парня.
− Какое? – Он выгнулся и навис над ней, неумело пытаясь раздвинуть коленкой её бёдра.
– Только не торопись, – попросила она.
− Прости. – Он смутился и попытался встать, но она задержала его, нежно обняв и прошептав:
– Всё правильно, просто не торопись.
Леа поцеловала его губы, перевернулась, оказываясь сверху, погладила грудь, живот, позволила перевернуться назад. Она выгибалась под его ласками, задыхалась от бурлящего возбуждения. Он закрывал ей рот то поцелуями, то рукой, пытаясь заглушить её стоны и вскрики – это его смущало. Они меняли темп и положение, целовали друг друга и, не переставая двигаться, то прижимались, то отстранялись и снова прижимались, и снова целовались…
Пальцы девушки гладили и ласкали невероятно нежную кожу парня. Он исцеловал все её лицо, шею, плечи, грудь… Он сжимал её в объятьях порой слишком сильно, но ей это даже нравилось. Ей нравилось ощущать его силу, ощущать вес его тела на себе, его горячее дыхание на своей коже. Он был для неё чем-то нереальным, чем-то сказочным и волшебным. И он дарил ей невероятные ощущения иллюзорного счастья.
Прошло больше часа, прежде чем они остановились. Дыхание сбилось и приносило боль грудной клетке. Леа была полностью выбита из сил, а её мальчишка едва дышал. Он лежал рядом и не мог найти в себе сил двинуться, а так хотелось прижать её к себе.
− Мне кажется, что я умираю, – прошептал Сэм и посмотрел на девушку своими большущими черными глазами, все еще мутными от страсти.
− Не умираешь. Это опять-таки оргазм. – Леа подвинулась и положила голову ему на плечё, позволяя обнять себя за тонюсенькую талию. – Тебе скоро домой идти?
− Меня уже ждут. Наверное, давно ждут.
− Я тебя отвезу. – Она зарылся лицом в его волосах и прошептала:
− Только не в таком виде.
− Я приму душ. – Зевнул он и закрыл глаз. – Скажу, что гулял в Форксе с Питером.
Леа улыбнулась, но не спешила его разочаровывать. Ничего им не скрыть, даже если очень-очень захочется. Но папа Сэм будет страшно зол. Да, это забавно.
А домой парень шел с тяжелой душой. Врать в очередной раз совсем не хотелось. Да и папа почему-то всегда так раздраженно фыркает, когда он начинает оправдываться, словно он всё-всё знает, но всё равно ждёт чистосердечного. Как сложно. Леа высадила его совсем недалеко от дома, даже подумать нормально времени не хватит – шаг, второй и добрые глаза бабушки, которая уже заждалась его со школы, выглядывая в окно. А что уж говорить о рефлексии…
Нет, ради неё он готов врать. И пусть она старше, и не важно, что не знает на сколько. Такое ощущение, что он знает её с первого дня жизни, и что с того самого дня она ни на день не повзрослела! Но с ней так просто, с ней хорошо и спокойно, когда она рядом он млеет в блаженстве. Но она пугал его. Что-то в ней вызывает необъяснимый страх и трепет. Он чувствовала её силу даже слишком явно, и это только сильнее притягивало его. Остановившись возле дома, он вдруг осознал, что хочет назад к ней. Хочет прогуляться с ней по парку и услышать красивый миф. Она так интересно рассказывает бесконечные истории и предания. А еще больше ему нравится как она поет. Хотя стоило признать, что ему нравилось все, что она делает, и в особенности с ним.
А еще он, кажется, влюбился, что не есть хорошо, потому что папа и мама её недолюбливают и просили держаться как можно дальше. Но как можно не приближаться, если без неё даже дня нельзя прожить? И он чувствует, просто знает, что ей без него больно. Именно больно. И… и пускай кто угодно говорит что угодно. Всё бес толку, потому что он ни за что никогда не бросит и не отпустит её.
Эмили лежала на кровати, обняв подушку, и грустно смотрела на стену, пытаясь сконцентрироваться на рисунке обоев и не думать о сыне. Точнее что-нибудь придумать, что б всё не складывалось так неправильно.
Его будущее представлялась ей совсем не таким. И это вечное напряжение… Альтернатива пыток устраивала куда больше, нежели этот ежедневный ад. Ненависть была во всем, даже в его нежности она видела отображение иронии и подачки – мне не сложно, захлебнись. ОНА украла, украла, украла у неё сына, настроила против родных… Это её месть?
− Скажи честно, ты сможешь смириться? – голос мужа раздался неожиданно, когда она как раз раскручивала очередную пружину своей боли. – Тебе никогда не хочется все бросить и просто… Просто позволить им.
− Ей тридцать семь, – вздохнула она. Замолчала. Не дождалась ответа и повернулась. – А ему пятнадцать. «Просто» не получается. Нужны условия, а это уже непросто.
− Ты винишь меня в том, что тогда все так случилось?
− Нет. – Он молчал, а она увлеклась разравниванием покрывала.
– Я думал, это ты меня винишь в том, что…
− По какому праву? – Она отошла от идеально заправленной кровати и возвела между ними преграду – стул, опершись о его декоративную резную спинку. – Я ни о чем не жалею. Ну не совсем.
− Чего ты хочешь? – Вопрос был исключительно для того, чтоб не молчать. Инсайт – он уже все понял.
− В данный момент? Хочу нормального секса, такого, знаешь, на всю ночь, чтоб утром от усталости и пальцем было нельзя пошевелить, а от поцелуев и ласк горела кожа.
− Неожиданно. – Прозвучало многообещающе.
− Это не все. Я не хочу, чтоб между нами был этот холод – Леа. Я не хочу, что б ты умалчивал о ней, щадя мои материнские чувства. Хочу…
− Это сложно, – мужчина с интересом наблюдал за ней, за её хождениями вокруг стула и нервными поправлениями растрепанных волос.
− Ерунда, – отмахнулась Эмили и растерянно посмотрела на него, словно только что осознала, что сказала лишнее. Потом, выдохнув, решила произнести все, что так давно уже рвется на свет Божий. – Ты сам начал этот разговор…
− Ну тогда давай прекратим, я ничего не хотел…
− Дослушай! – Она отшвырнула стул, и Сэм с грустью отметил, что при падении повредилась спинка. – Я не допущу, я не разрешу. Мне не нужны никакие слова, никакие объяснения… Он мой сын, понимаешь? А она – моя старшая сестра.
– На вид ей не больше двадцати.
– Как и тебе…
– Неправда!
– Сэм, тебе все еще двадцать пять и не года больше, а я… Посмотри! Я не жалею, нет…
− Ты преувеличиваешь, я уже давно не обращался, – перебил Сэм и сел на кровать, игнорируя предупредительный взгляд жены. – Ты меня идеализируешь и льстишь. Не стоит, это лишнее. Ну быть может лет на пять я и выгляжу моложе…
− О, это невыносимо. Мы говорили о Леа…
− А вот Леа каждый день обращается. И как раз она выглядит на двадцать пять, даже двадцать. И будет так выглядеть до тех пор, пока не захочет остановиться. А она уже не хочет. Я знаю.
− Джейк?..
− Он любит поговорить. Я думал, тебе неприятно обсуждать…
− Что бы ты ни говорил и что бы ни думал, Леа для меня сестра. Глупенькая, безалаберная сестричка, которую я люблю. Неприятно… Отчего? Мы с тобой всегда и все обсуждаем. Все. Кроме неё. Кто она мне сейчас? Сестра? Или невестка? Мы так далеки друг от друга…
− Мне казалось, тебе хотелось, что б она была как можно дальше.
− А тебе?
− Я не знаю.
− А мне страшно. Она отнимает у меня сына.
− Он ершится только потому, что ты запрещаешь с ней общаться.
− Я тебя умоляю… Мне их благословить?
– Мне тоже это не нравится. Он нам постоянно врёт. Мой нос еще не потерял чувствительность и я прекрасно ощущаю её запах на нём.
– Они…
– Пока что нет. Но у мальчишки гормоны… А она сделает для него всё на свете.
– Где он?
– У бабушки сегодня. Может воспользуемся его отсутствием и как в старые добрые времена прогуляемся в городе?
– Хорошо. – Эмили устало улыбнулась. – Сейчас только переоденусь.
– Жду в машине.
---------------
И что с ним делать? Не сказки же читать? Он хочет побыть с ней! Это хорошо конечно – сердце от счастья кувыркнулось в груди, когда он позвонил через час после расставания и сообщил ей это – только она привык либо «выпендриваться», как называл это Джейк, либо грубить. Ну нет, она вовсе не «сука», просто сколько бы времени ни прошло, сколько бы этот трогательный мальчишка не лечил её – рана оставалась. Уже не кровила и не ныла перед сном, но… ощущалась. Эта мальчик – её счастье. И он её так… так отчаянно притягивал! Он ведь действительно влюбился, что бы это не значило в его юном возрасте. И он хотел побыть с ней. И что делать? Повести его в кино? В театр, в музей? Нет? Тогда что? Куда дальше? Что делать?
Она подняла на него взгляд и на нежных щёчках запылал румянец. Святая невинность! Он еще и смущается под её взглядом! Трогательно-то как… Жаль мама не видит. Его мама, конечно.
Да плевать на всех. Вот он – центр вселенной. И это всё. И больше ничего и никого не нужно. Вот он – ЕЁ Сэм. Просто нужно было подождать.
Мальчишка взял её за руку, переплетая пальцы. Рассмеялся… Что-то начал рассказывать, она почувствовала на себе взгляд, повернулась – Сэм. Смотрит печально, лёгкий манёвр, что б Эмили их не заметила, ведёт в другую сторону. Повернулась – её Сэм. Широкая улыбка от уха до уха и обожающий взгляд. Сердце рвётся от счастья… и немного болит, окунаясь в воспоминания.
Плачут в отчаянье. Плачут, когда уже ничего нельзя изменить… А так безнадежно хочется. И будущее становится приговором, боль – верным спутником, а ненависть – родной сестрой. Внутри все горит огнем, словно туда налили кипящей смолы. А сердце тонет в этой густой субстанции и впитывает в себя её черноту.
− Прости меня, пожалуйста, – просит парень, не пряча слёз и пытаясь хоть кончиками пальцев к ней прикоснуться. – Я умоляю, прости.
Она отворачивалась, убирала руки, закрывала уши и тоже плакала. Смола внутри кипела, подогреваемая его раскаянием. Лучше бы соврал, лучше бы сказала, что это все неправда. Что это всем приснилось, и она бы поверила, она бы послала весь мир на все четыре стороны и слушала только его, верила бы его словам и не смотрела бы в глаза.
А сейчас он пытался обнять её и умолял простить. Рассказывал, разрывая на куски последние остатки самолюбия, о том, что разлюбил и просил простить.
− Ненавижу! Ненавижу тебя, слышишь? Я тебя не-на-ви-жу! – кричать громче, изо всех сил, чтоб горло сводило, чтоб передать хоть чуточку своей боли. Кричать и надеяться, что он не сможет больше ничего говорить. – Ты понимаешь? Ненавижу.
− Я не хотел… Не хотел, чтоб все так получилось.
− Уходи!
− Пожалуйста… – Хватаясь за рукав и чуть не падая на колени, целуя её руки и уже не надеясь, он молил о прощении. Сердце… Оно разрывается от боли и от ненависти к самому себе. Он не хотел, он не хотел, он тысячу раз не хотел этого. Но сделал. – Я прошу тебя, прости.
− Зачем? Что это тебе даст? Не прикасайся! – Отшвырнуть от себя, подальше, чтоб только не поддаться искушению задушить его.
− Леа… – Он все же отпустил её и упал на бетонный пол, почему-то больно ударившись кобчиком, словно падал с дерева, с верхотурины. – Я не знал, иначе никогда бы, ни за что не смотрел… Все произошло так, словно меня и не было там, словно это был не я, решили не мы – вместо нас! – истерика набирала обороты, а сил уже практически не оставалось. – Ну ударь меня, ну сделай хоть что-нибудь, только прости!
− Исчезни! Умри! Я хочу, чтоб ты умер! – сказала и испугался его странному блеску в глазах, словно он вот сейчас собрался взять и умереть. Его лицо меняло выражения и, наконец, остановилось на растерянном непонимании. Ему не больно? – Не уйдешь ты – уйду я.
− Я умру. Хорошо, я умру, – согласно кивнула он, и в этот момент стало противно. Противно его видеть. Отвращение было настолько сильным, что почти затошнило. А он продолжала плакать, как противно. – Я просто не смогу жить без неё. Умру. – А она думала, что больнее он уже не сделает.
− Зачем?! Зачем ты мне это говоришь? Засунь свою честность себе, знаешь куда?!
− Я тебя прошу!
− Или ты пришел просить у меня помощи и совета? А может… – Леа истерично расхохоталась, пряча лицо в ладонях. – Может, ты ждешь от меня поддержки? – Она решительно направилась к двери. – Ненавижу тебя больше всех в мире! Понимаешь? И не могу находиться с тобой рядом.
− Леа, послушай.
− Не хочу тебя ни слышать, ни видеть, ни знать! Ты для меня умер! Слышишь?
− Ты когда-нибудь простишь?
− Никогда. – Леа не понимал, что за псих разбирал её, но отчаянно хотелось сделать ему больно. Схватить за волосы и протянуть по всему коридору, ударить, в конце концов. – Ты понимаешь, я убить тебя хочу! Взять и… – она судорожно скрутил пальцы и, развернувшись, попыталась выйти из комнаты. Но Сэм оказался быстрее…
− Прости меня, пожалуйста, – прошептала он, обнимая её, прижимая к себе, прощаясь. – Прости…
− Сэм, ну хватит! Мне так больно! – не сдержалась, зарыдала. Обняла его, пальцы как судорогой свело на воротнике его рубашки.
Парень замер. Дикая ярость полностью заполнила все его сознание. Слово «больно» и её горячие слёзы на шее почему-то создавали непонятный и достаточно болезненную реакцию – гнев. Он, не контролируя себя, сжал её талию с такой силой, что она вскрикнула, но все так же жалась к нему, инстинктивно ища защиты.
− А ты знаешь, как больно мне? Ты знаешь, что делают со мной твои слова? Ты понимаешь, как это знать что виноват! Во всём виноват! Ты понимаешь, что больше это не склеить? Знаешь, как это – быть виновным. И я хочу, так хочу исправить, изменить… Но не умею!
− А мне? Что мне с этим делать? – прошептала она, а потом вдруг резко закричала. – Я не могу тебя простить!
− Я понимаю.
Леа отпустила его шею и, обхватив ладонями лицо, поцеловала его. Сэм зажмурил глаза, стараясь не поддаваться слезам, не смотреть на неё и желательно даже не чувствовать. Раньше эти прикосновения дарили счастье, теперь они – измена.
− Это был последний раз, – сказала Леа, отстраняясь. Она не оглядывалась. Уходить нужно не оставляя образов.
– Последний… Прощай.
− Знаешь, что самое страшное в словах «последний раз»? – Леа вытерла тыльной стороной ладони правую щеку. – Это означает, что больше никогда… Никогда… Ты заметил, что по-разному воспринимаются эти выражения? – Она опустила глаза. – Никогда звучит страшнее…
-----------------
– Эй! Ты где? – Сэм протянул ей мороженое и улыбнулся. Этот парень постоянно улыбается. Весь в мать.
– Да так, не бери в голову, задумалась. – Она улыбнулась ему в ответ. Во всяком случае, они одного роста. Это радовало, хотя бы со стороны не смешно.
Да ладно, все у них впереди. И все она выдержит. Не раз уже доказала всем, что она сильная девочка. И Эмили перебеситься. А Сэм, кажется, уже не возражает. Хотя пускай бы попробовал ей хоть что-нибудь сказать.
А мороженное вкусное – фруктовое. Её любимое.
Она еще раз оглянулась – Эмили опять напялила эту дурцкую кепочку. Неисправима! Сэм тоже оглянулся. Взгляды встретились. Оказывается, он тоже все помнит. Только… Она крепче сжала руку Сэма-младшего. Отвернулась и позволила этот детский глупый жест – собственническое, слишком тесное и интимное для публики, объятие.
А воспоминания останутся. Общие.
Alpha/Author: Ashlay_Black
Beta: нет
Rating: R
Genres: Hurt/comfort, Continuation, Angst
Involving: Леа, Эмили, Сэм
Pairing: Леа/Сэм, Эмили/Сэм, Леа/OMC
Fandom: Twilight saga
Disclaimer: Стефани Майер
Warning: Original Male Character, секс с подростком
Distribution: НЕТ! Никто никуда без моего разрешения не размещает.
Teaser/Summary: я попыталась описать момент когда Леа узнала о запечатлении Сэма, ну естественно определила Леа будущее))
Author’s note: Леа – мой любимый женский персонаж в саге. Так что я к ней «с особой любовью» так сказать))) Очень хочу, что б вы оставили своё мнение, про Леа я пишу впервые)
читать дальше
Глава 1
Опасайтесь того, кто не отвечает ударом на удар: он и вас не простит,
и не даст вам простить самого себя.
Б. Шоу
и не даст вам простить самого себя.
Б. Шоу
Не смейтесь. Я действительно его любила.
Я так сильно его любила, что, казалось, мир сияет ярче когда он рядом … Всё замирает, жизнь вокруг останавливается, когда он на меня смотрит, улыбается… Всё так просто, так естественно. Потому что правильно, по любви.
Столько лет прошло, а я все еще помню как это, ощущать его губы на своей коже, руки… вес его тела…
Я помню…
… Серый асфальт, серый кирпичный дом, серый от дорожной пыли куст, серый мусорный бак, вот вам и полутона, которые так советовали видеть на каком-то там модном тренинге. Нет, лучше пускай все будет черно-белым, тогда можно или любить или ненавидеть. Это же душа, а не шампунь с кондиционером! Нельзя в неё всыпать столько ингредиентов и ждать что будет. Потому что будет один большой такой «бада-бум», как говорила любимая девочка из «Голубой лагуны», прелестно улыбаясь не менее любимому папой «крепкому орешку».
Девушка бежала вдоль тёмных улиц, не разбирая где находится и что вокруг происходит. Она как ритуальную формулу повторяла одно и то же банальное: «Обманул, обманул, обманул…». Сформулировать иначе, красивее и нежнее, что б так же привлекательно как в гламурных глянцевых журналах на страничке у психолога, не хватало свободной виртуальной памяти. Или как это называется у людей?
Остановила её, поймав за тонкое запястье, прохожая. Женщина её ругала, и только через две минуты стало понятно, что она едва не выскочила под колёса автомобиля. А потом в сознание вторгся этот отвратительный голос:
– Не беспокойтесь, я отвезу её домой. Да, я знаю где она живёт, мы знакомы. – Голос звучал буднично, совершенно спокойно, словно ничего не произошло. – Как ты здесь оказалась? – Требовательная интонация заставила её подчиниться. Она всегда подчинялась, когда понимала, что слабее.
– Обманул… – Не переставая плакать, повторяла, заикаясь от истерики Леа. Лицо грязное от слёз растёртых вымазанными при падении ладонями казалось очень красивым. Как у измученного ангела, спасающего своей красотой мир. Растрёпанные волосы, распухшие глаза и покрасневший нос вовсе не портили её. Страдание было ей к лицу – но не подбадривать же её этим.
– Пошли, я отвезу тебя домой.
– Нет! – Стыдно, ужасно стыдно, что её увидели в этот момент, когда она не может контролировать себя, когда все чувства на виду и никак не защититься. Когда ей могут сказать что-то неприятное, а она в ответ не сможет рассмеяться своим отрепетированным смехом «я – все, ты – гадкое ничто». – Нет! Нет! – Как-то неуверенно, словно ей очень хочется, но сказать «да» неправильно и унизительно. Словно просит уговорить её, ведь она совершенно точно потерялась, но признаться в этом просто не допустимо. Выпутывая запястья, освобождаясь от прикосновений, избавляясь от чужой воли, она все же сломалась. Чужая власть была сильнее и она как всегда покорилась. Покорилась чужой воле, чужой силе. Сдалась.
– Пристегнись. – Зажигание, легкий толчок, машина сдвинулась с места и тихо зарокотала. – Ты не пристегнёшься? Меня могут за это оштрафовать. – Прозвучало доверительно, словно они лучшие в мире друзья. И улыбка, совершенно неуместная дружеская улыбка.
– Я никуда с тобой не поеду! Выпусти меня немедленно из машины. Я буду кричать! – Леа игнорировала и слова и жесты и мимические потуги собеседницы.
– Может заедем в кафе? Ты выпьешь чего-нибудь горячего и сходишь в дамскую комнату, умоешься.
– Проблемы со слухом? Останови немедленно машину, я сказала немедленно. Сию же секунду, я сказала. Иначе я позвоню в полицию и скажу что меня украла обезумевшая страшила, позавидовавшая моей красоте.
– В зеркало на себя посмотри, красавица. – Возмутилась Эмили, устав изображать добрую девочку.
– Ненавижу тебя. – Совершенно искренне и так же беспомощно. Ну что она в сущности может? Только ненавидеть, только сказать об этом, и что с того? Вот можно подумать, что это что-то изменит. – А ты омерзительно смотришься в этой роскошной машине. Она слишком хороша для тебя. – Пускай ненависть и не заденет, но ведь можно хоть немножко обидеть. – А еще на тебе всегда плохо сидит одежда, от тебя пахнет смесью духов и чего-то ужасного, ты не правильно наносишь макияж и никогда не надеваешь шпильку. Еще у тебя совершенно отвратительная прическа и эта ужасная кепочка. Вот тебе мой бесплатный совет: выкинь её, ты же еще пока не облысела. Как только у тебя появится проплешина, можешь её надевать, а пока сними, потому что когда я вижу тебя в этой кепочке, у меня рука тянется подать тебе милостыню, как сирой и убогой. И если я совершенно случайно выгляжу непривлекательно один раз, то ты всегда, изо дня в день выглядишь так дурно.
– Ты знаешь, вот такая я. Ну вот такая: в кепочке, в удобной одежде и не менее удобной обуви. Да, я мало крашусь и не выгляжу как фарфоровая куколка. Представь, у меня даже укладки нет. И я при этом чувствую себя полноценным человеком. – Совершенно спокойно соглашается Эмили, не удостаивая кузину даже взглядом, она ей это благородно прощает: ведь она перед ней виновата. Главное не вспылить, главное не вцепится этой стерве в волосы и не вырвать все эти блестящие шелковые локоны, пропитанные всевозможными масками, кондиционерами, муссами, гелями, лаками… Уже не долго осталось, они всего в паре километров от её дома. – А если тебе так хочется дать мне денег – оплатишь проезд.
– И не подумаю. Учитывая то как ты водишь машину ты мне еще доплачивать должна за то, что я согласилась с тобой ехать. Вези меня прямо в больницу, я зафиксирую побои, ты так едешь, что меня бросает со стороны в сторону, я уже вся в синяках.
– Я тебе говорила пристегнуться.
– Мало ли что ты могла говорить. – Леа возмущенно закатила глаза в этой своей манере, от которой Эмили просто передергивало. В такие моменты ей казалось, что сестра во всем права, а она последняя дурочка и говорит глупости. – С авторитетом у тебя – как и с красотой – не сложилось.
– Действительно.
– Он же тебя даже не любит. Это просто какая-то фигня волшебная. Ты не в его вкусе. С такими как ты он может только дружить, может сочувствовать, может жалеть. Да. На самом деле он бы тебя никогда не выбрал. Ты бы ему не нужна была. Если бы не этот… этот …
– Импринтинг?
– Да!
– Он это не выбирал, Леа. Он этого не хотел.
– А что теперь с этим делать мне? Кто меня склеит?..
С тех прошло много лет. Всё уже давно не так. У меня нет роскошных тёмных локонов, у меня нет безупречного маникюра. Меня не считают первой красавицей… Нет, Джейк все еще говорит, что я красивая. Он правда так думает. Я знаю… Духи, лучше бы я не знала! Он сейчас так счастлив, у него есть Нэсси, ей всего десять лет, но выглядит она словно ей семнадцать. Она уже давно так выглядит. Очень красивое… создание.
А я все еще помню, его мысль о том, что мы с ним похожи, что у нас одно несчастье на двоих: потеряли любимых.
Нет, Джейк, потерять того, кто до конца твоим так и не стал, это совсем не то, что потерять часть души. У меня эту часть вырвали и рана не зарастает… Это невыносимо!!! Столько лет, а она не зарастает, ну за что же вы со мной так, Духи?!!
Позавчера у Сэма и Эмили родился сын. Он так счастлив, я поняла что значит «светится счастьем». Куда уж там этому блеклому поблескиванию кровососов. Сегодня Эмили и Сэм младший возвращаются домой. Готовится праздник по этому поводу. Я лично принимала участие в приготовлениях. Боль не прошла, но только портить всем настроение мне тоже насточертело.
А вот и сигнал машины. Они уже тут, счастливая семья. Приготовься улыбаться Леа, попытайся быть за них счастливой. Только сегодня. Это будет твой главный подарок им.
Вот Сэм. Он вошел в дом первым, такой обескуражено счастливый. Он открыл дверь шире, пропуская жену. Ну почему же это так больно? Вот Эмили. Она поправилась. Стала такой… кругленькой. Вид у неё немного уставший. Улыбается. И больше не носит свою любимую кепочку. После того разговора больше ни разу её не надела. Стоит и смотрит на меня. На руках у неё ребенок. Мальчик. Он не спит, я слышу по дыханию. Эмили поворачивает его лицом ко мне.
О Духи! Пылающий жар прошел по всему телу… Вся моя боль, все мои страдания, всё растворилось в бессмысленном взгляде грудного ребенка. Рана в груди затянулась, но воздух всё равно выбило с груди. Смысл жизни … вот он, в руках троюродной сестры. Маленький человечек, и столько смысла!!!
Так вот как это – запечатление.
Но почему же тогда… я всё помню?..
--------------------------------
Глава 2
Молодость — такой недостаток, который с каждым днем проходит.
В. Ф. Одоевский
В. Ф. Одоевский
Леа ощущала, как чувства поднимаются откуда-то из области солнечного сплетения и жаждут выплеснуться, вырваться на свободу посредством длительного монолога, чтоб он сидела и слушал, хлопая своими длинными ресничками, и мило округлял свой нежный ротик, имитируя вполне правдоподобное удивление. Хотя если он узнает все, а когда-нибудь обязательно узнает, то удивление – это меньшее, что с ним произойдет. Какой же он смешной. Еще совсем ребенок.
Он лежит на животе, на белой и достаточно грубой ткани простыни в своей первозданной красоте. Загорелая кожа, красивые длинные темные волосы разметались по грациозно выгнутой спине, руки подпирают приподнятую голову, в глазах восхищение и обожание.
− Я чувствую себя счастливым, – наивно улыбаясь, прошептал он. Леа следит за его взглядом, бесстыдным взглядом, не спеша передвигающемуся по всему её телу, которое она не потрудилась прикрыть, но ведь на улице лето и укрываться слишком жарко. Он рассматривал её, как статую, с любопытством и без смущения, даже когда опустил взгляд до самой скрываемой части тела. Ей даже показалось, что он сейчас протянет руку чтоб коснуться. Она отвернулась. Нет, он все же сведет её с ума. Как, как этот мальчишка смог так быстро подчинить её себе? Запечатление? Древняя магия? Пятнадцать лет… Духи, её за это посадят. И она даже сопротивляться не станет. Заслужила.
− Это просто оргазм. Подозреваю – первый. – Она потянулась за одеждой, но передумала и резко повернулась к нему. Ей хотелось, чтоб он ушел, чтоб перестал так восхищенно рассматривать её, так ласково улыбаться и соблазнительно выгибаться. Хотелось?! Нет-нет-нет! Только бы никогда это не закончилось.
− Не знаю я, как это называется, но я знаю, что я чувствую. – Он по-детски сморщил маленький носик и немного неуверенно потянулся к ней. – Ты же меня не используешь?
− В каких целях? – Леа почувствовала странное умиротворение, как только его рука обняла её, и она не сумела остановить себя, когда её рука потянулась к его волосам.
− Не знаю. Просто что-то такое нехорошее в тебе есть… Ты такая красивая.
− Ты мне это повторил уже раз десять за сегодня.
− Ничего не могу с собой поделать. – Он сел, скрестив по-турецки ноги, и взял её руку в свои нежные, мягкие ладони. – Меня так тянет к тебе… Почему? – Леа закрыла глаза, почувствовав как его рука, осторожными нежными движениями ложится на её щеку, от щеки опускается к шее, замирает на мгновение на ключице и накрывает грудь, слегка сжав её. Девушка чуть не задохнулась от неожиданно приятного ощущения. Она как слепой котенок искала его губы, не в силах открыть глаза и посмотреть на него. Голова кружилась, а она гладила горящими ладонями его спину, грудь и талию.
− У меня есть предположение. – Леа резковато отстранилась от парня.
− Какое? – Он выгнулся и навис над ней, неумело пытаясь раздвинуть коленкой её бёдра.
– Только не торопись, – попросила она.
− Прости. – Он смутился и попытался встать, но она задержала его, нежно обняв и прошептав:
– Всё правильно, просто не торопись.
Леа поцеловала его губы, перевернулась, оказываясь сверху, погладила грудь, живот, позволила перевернуться назад. Она выгибалась под его ласками, задыхалась от бурлящего возбуждения. Он закрывал ей рот то поцелуями, то рукой, пытаясь заглушить её стоны и вскрики – это его смущало. Они меняли темп и положение, целовали друг друга и, не переставая двигаться, то прижимались, то отстранялись и снова прижимались, и снова целовались…
Пальцы девушки гладили и ласкали невероятно нежную кожу парня. Он исцеловал все её лицо, шею, плечи, грудь… Он сжимал её в объятьях порой слишком сильно, но ей это даже нравилось. Ей нравилось ощущать его силу, ощущать вес его тела на себе, его горячее дыхание на своей коже. Он был для неё чем-то нереальным, чем-то сказочным и волшебным. И он дарил ей невероятные ощущения иллюзорного счастья.
Прошло больше часа, прежде чем они остановились. Дыхание сбилось и приносило боль грудной клетке. Леа была полностью выбита из сил, а её мальчишка едва дышал. Он лежал рядом и не мог найти в себе сил двинуться, а так хотелось прижать её к себе.
− Мне кажется, что я умираю, – прошептал Сэм и посмотрел на девушку своими большущими черными глазами, все еще мутными от страсти.
− Не умираешь. Это опять-таки оргазм. – Леа подвинулась и положила голову ему на плечё, позволяя обнять себя за тонюсенькую талию. – Тебе скоро домой идти?
− Меня уже ждут. Наверное, давно ждут.
− Я тебя отвезу. – Она зарылся лицом в его волосах и прошептала:
− Только не в таком виде.
− Я приму душ. – Зевнул он и закрыл глаз. – Скажу, что гулял в Форксе с Питером.
Леа улыбнулась, но не спешила его разочаровывать. Ничего им не скрыть, даже если очень-очень захочется. Но папа Сэм будет страшно зол. Да, это забавно.
А домой парень шел с тяжелой душой. Врать в очередной раз совсем не хотелось. Да и папа почему-то всегда так раздраженно фыркает, когда он начинает оправдываться, словно он всё-всё знает, но всё равно ждёт чистосердечного. Как сложно. Леа высадила его совсем недалеко от дома, даже подумать нормально времени не хватит – шаг, второй и добрые глаза бабушки, которая уже заждалась его со школы, выглядывая в окно. А что уж говорить о рефлексии…
Нет, ради неё он готов врать. И пусть она старше, и не важно, что не знает на сколько. Такое ощущение, что он знает её с первого дня жизни, и что с того самого дня она ни на день не повзрослела! Но с ней так просто, с ней хорошо и спокойно, когда она рядом он млеет в блаженстве. Но она пугал его. Что-то в ней вызывает необъяснимый страх и трепет. Он чувствовала её силу даже слишком явно, и это только сильнее притягивало его. Остановившись возле дома, он вдруг осознал, что хочет назад к ней. Хочет прогуляться с ней по парку и услышать красивый миф. Она так интересно рассказывает бесконечные истории и предания. А еще больше ему нравится как она поет. Хотя стоило признать, что ему нравилось все, что она делает, и в особенности с ним.
А еще он, кажется, влюбился, что не есть хорошо, потому что папа и мама её недолюбливают и просили держаться как можно дальше. Но как можно не приближаться, если без неё даже дня нельзя прожить? И он чувствует, просто знает, что ей без него больно. Именно больно. И… и пускай кто угодно говорит что угодно. Всё бес толку, потому что он ни за что никогда не бросит и не отпустит её.
Глава 3
Шутить с мечтой опасно;
разбитая мечта может составить несчастье жизни;
гоняясь за мечтой, можно прозевать жизнь…
ПИСАРЕВ Д.И.
разбитая мечта может составить несчастье жизни;
гоняясь за мечтой, можно прозевать жизнь…
ПИСАРЕВ Д.И.
Эмили лежала на кровати, обняв подушку, и грустно смотрела на стену, пытаясь сконцентрироваться на рисунке обоев и не думать о сыне. Точнее что-нибудь придумать, что б всё не складывалось так неправильно.
Его будущее представлялась ей совсем не таким. И это вечное напряжение… Альтернатива пыток устраивала куда больше, нежели этот ежедневный ад. Ненависть была во всем, даже в его нежности она видела отображение иронии и подачки – мне не сложно, захлебнись. ОНА украла, украла, украла у неё сына, настроила против родных… Это её месть?
− Скажи честно, ты сможешь смириться? – голос мужа раздался неожиданно, когда она как раз раскручивала очередную пружину своей боли. – Тебе никогда не хочется все бросить и просто… Просто позволить им.
− Ей тридцать семь, – вздохнула она. Замолчала. Не дождалась ответа и повернулась. – А ему пятнадцать. «Просто» не получается. Нужны условия, а это уже непросто.
− Ты винишь меня в том, что тогда все так случилось?
− Нет. – Он молчал, а она увлеклась разравниванием покрывала.
– Я думал, это ты меня винишь в том, что…
− По какому праву? – Она отошла от идеально заправленной кровати и возвела между ними преграду – стул, опершись о его декоративную резную спинку. – Я ни о чем не жалею. Ну не совсем.
− Чего ты хочешь? – Вопрос был исключительно для того, чтоб не молчать. Инсайт – он уже все понял.
− В данный момент? Хочу нормального секса, такого, знаешь, на всю ночь, чтоб утром от усталости и пальцем было нельзя пошевелить, а от поцелуев и ласк горела кожа.
− Неожиданно. – Прозвучало многообещающе.
− Это не все. Я не хочу, чтоб между нами был этот холод – Леа. Я не хочу, что б ты умалчивал о ней, щадя мои материнские чувства. Хочу…
− Это сложно, – мужчина с интересом наблюдал за ней, за её хождениями вокруг стула и нервными поправлениями растрепанных волос.
− Ерунда, – отмахнулась Эмили и растерянно посмотрела на него, словно только что осознала, что сказала лишнее. Потом, выдохнув, решила произнести все, что так давно уже рвется на свет Божий. – Ты сам начал этот разговор…
− Ну тогда давай прекратим, я ничего не хотел…
− Дослушай! – Она отшвырнула стул, и Сэм с грустью отметил, что при падении повредилась спинка. – Я не допущу, я не разрешу. Мне не нужны никакие слова, никакие объяснения… Он мой сын, понимаешь? А она – моя старшая сестра.
– На вид ей не больше двадцати.
– Как и тебе…
– Неправда!
– Сэм, тебе все еще двадцать пять и не года больше, а я… Посмотри! Я не жалею, нет…
− Ты преувеличиваешь, я уже давно не обращался, – перебил Сэм и сел на кровать, игнорируя предупредительный взгляд жены. – Ты меня идеализируешь и льстишь. Не стоит, это лишнее. Ну быть может лет на пять я и выгляжу моложе…
− О, это невыносимо. Мы говорили о Леа…
− А вот Леа каждый день обращается. И как раз она выглядит на двадцать пять, даже двадцать. И будет так выглядеть до тех пор, пока не захочет остановиться. А она уже не хочет. Я знаю.
− Джейк?..
− Он любит поговорить. Я думал, тебе неприятно обсуждать…
− Что бы ты ни говорил и что бы ни думал, Леа для меня сестра. Глупенькая, безалаберная сестричка, которую я люблю. Неприятно… Отчего? Мы с тобой всегда и все обсуждаем. Все. Кроме неё. Кто она мне сейчас? Сестра? Или невестка? Мы так далеки друг от друга…
− Мне казалось, тебе хотелось, что б она была как можно дальше.
− А тебе?
− Я не знаю.
− А мне страшно. Она отнимает у меня сына.
− Он ершится только потому, что ты запрещаешь с ней общаться.
− Я тебя умоляю… Мне их благословить?
– Мне тоже это не нравится. Он нам постоянно врёт. Мой нос еще не потерял чувствительность и я прекрасно ощущаю её запах на нём.
– Они…
– Пока что нет. Но у мальчишки гормоны… А она сделает для него всё на свете.
– Где он?
– У бабушки сегодня. Может воспользуемся его отсутствием и как в старые добрые времена прогуляемся в городе?
– Хорошо. – Эмили устало улыбнулась. – Сейчас только переоденусь.
– Жду в машине.
---------------
И что с ним делать? Не сказки же читать? Он хочет побыть с ней! Это хорошо конечно – сердце от счастья кувыркнулось в груди, когда он позвонил через час после расставания и сообщил ей это – только она привык либо «выпендриваться», как называл это Джейк, либо грубить. Ну нет, она вовсе не «сука», просто сколько бы времени ни прошло, сколько бы этот трогательный мальчишка не лечил её – рана оставалась. Уже не кровила и не ныла перед сном, но… ощущалась. Эта мальчик – её счастье. И он её так… так отчаянно притягивал! Он ведь действительно влюбился, что бы это не значило в его юном возрасте. И он хотел побыть с ней. И что делать? Повести его в кино? В театр, в музей? Нет? Тогда что? Куда дальше? Что делать?
Она подняла на него взгляд и на нежных щёчках запылал румянец. Святая невинность! Он еще и смущается под её взглядом! Трогательно-то как… Жаль мама не видит. Его мама, конечно.
Да плевать на всех. Вот он – центр вселенной. И это всё. И больше ничего и никого не нужно. Вот он – ЕЁ Сэм. Просто нужно было подождать.
Мальчишка взял её за руку, переплетая пальцы. Рассмеялся… Что-то начал рассказывать, она почувствовала на себе взгляд, повернулась – Сэм. Смотрит печально, лёгкий манёвр, что б Эмили их не заметила, ведёт в другую сторону. Повернулась – её Сэм. Широкая улыбка от уха до уха и обожающий взгляд. Сердце рвётся от счастья… и немного болит, окунаясь в воспоминания.
Глава 4
Гнев есть оружие бессилия.
С. Сегюр
С. Сегюр
Плачут в отчаянье. Плачут, когда уже ничего нельзя изменить… А так безнадежно хочется. И будущее становится приговором, боль – верным спутником, а ненависть – родной сестрой. Внутри все горит огнем, словно туда налили кипящей смолы. А сердце тонет в этой густой субстанции и впитывает в себя её черноту.
− Прости меня, пожалуйста, – просит парень, не пряча слёз и пытаясь хоть кончиками пальцев к ней прикоснуться. – Я умоляю, прости.
Она отворачивалась, убирала руки, закрывала уши и тоже плакала. Смола внутри кипела, подогреваемая его раскаянием. Лучше бы соврал, лучше бы сказала, что это все неправда. Что это всем приснилось, и она бы поверила, она бы послала весь мир на все четыре стороны и слушала только его, верила бы его словам и не смотрела бы в глаза.
А сейчас он пытался обнять её и умолял простить. Рассказывал, разрывая на куски последние остатки самолюбия, о том, что разлюбил и просил простить.
− Ненавижу! Ненавижу тебя, слышишь? Я тебя не-на-ви-жу! – кричать громче, изо всех сил, чтоб горло сводило, чтоб передать хоть чуточку своей боли. Кричать и надеяться, что он не сможет больше ничего говорить. – Ты понимаешь? Ненавижу.
− Я не хотел… Не хотел, чтоб все так получилось.
− Уходи!
− Пожалуйста… – Хватаясь за рукав и чуть не падая на колени, целуя её руки и уже не надеясь, он молил о прощении. Сердце… Оно разрывается от боли и от ненависти к самому себе. Он не хотел, он не хотел, он тысячу раз не хотел этого. Но сделал. – Я прошу тебя, прости.
− Зачем? Что это тебе даст? Не прикасайся! – Отшвырнуть от себя, подальше, чтоб только не поддаться искушению задушить его.
− Леа… – Он все же отпустил её и упал на бетонный пол, почему-то больно ударившись кобчиком, словно падал с дерева, с верхотурины. – Я не знал, иначе никогда бы, ни за что не смотрел… Все произошло так, словно меня и не было там, словно это был не я, решили не мы – вместо нас! – истерика набирала обороты, а сил уже практически не оставалось. – Ну ударь меня, ну сделай хоть что-нибудь, только прости!
− Исчезни! Умри! Я хочу, чтоб ты умер! – сказала и испугался его странному блеску в глазах, словно он вот сейчас собрался взять и умереть. Его лицо меняло выражения и, наконец, остановилось на растерянном непонимании. Ему не больно? – Не уйдешь ты – уйду я.
− Я умру. Хорошо, я умру, – согласно кивнула он, и в этот момент стало противно. Противно его видеть. Отвращение было настолько сильным, что почти затошнило. А он продолжала плакать, как противно. – Я просто не смогу жить без неё. Умру. – А она думала, что больнее он уже не сделает.
− Зачем?! Зачем ты мне это говоришь? Засунь свою честность себе, знаешь куда?!
− Я тебя прошу!
− Или ты пришел просить у меня помощи и совета? А может… – Леа истерично расхохоталась, пряча лицо в ладонях. – Может, ты ждешь от меня поддержки? – Она решительно направилась к двери. – Ненавижу тебя больше всех в мире! Понимаешь? И не могу находиться с тобой рядом.
− Леа, послушай.
− Не хочу тебя ни слышать, ни видеть, ни знать! Ты для меня умер! Слышишь?
− Ты когда-нибудь простишь?
− Никогда. – Леа не понимал, что за псих разбирал её, но отчаянно хотелось сделать ему больно. Схватить за волосы и протянуть по всему коридору, ударить, в конце концов. – Ты понимаешь, я убить тебя хочу! Взять и… – она судорожно скрутил пальцы и, развернувшись, попыталась выйти из комнаты. Но Сэм оказался быстрее…
− Прости меня, пожалуйста, – прошептала он, обнимая её, прижимая к себе, прощаясь. – Прости…
− Сэм, ну хватит! Мне так больно! – не сдержалась, зарыдала. Обняла его, пальцы как судорогой свело на воротнике его рубашки.
Парень замер. Дикая ярость полностью заполнила все его сознание. Слово «больно» и её горячие слёзы на шее почему-то создавали непонятный и достаточно болезненную реакцию – гнев. Он, не контролируя себя, сжал её талию с такой силой, что она вскрикнула, но все так же жалась к нему, инстинктивно ища защиты.
− А ты знаешь, как больно мне? Ты знаешь, что делают со мной твои слова? Ты понимаешь, как это знать что виноват! Во всём виноват! Ты понимаешь, что больше это не склеить? Знаешь, как это – быть виновным. И я хочу, так хочу исправить, изменить… Но не умею!
− А мне? Что мне с этим делать? – прошептала она, а потом вдруг резко закричала. – Я не могу тебя простить!
− Я понимаю.
Леа отпустила его шею и, обхватив ладонями лицо, поцеловала его. Сэм зажмурил глаза, стараясь не поддаваться слезам, не смотреть на неё и желательно даже не чувствовать. Раньше эти прикосновения дарили счастье, теперь они – измена.
− Это был последний раз, – сказала Леа, отстраняясь. Она не оглядывалась. Уходить нужно не оставляя образов.
– Последний… Прощай.
− Знаешь, что самое страшное в словах «последний раз»? – Леа вытерла тыльной стороной ладони правую щеку. – Это означает, что больше никогда… Никогда… Ты заметил, что по-разному воспринимаются эти выражения? – Она опустила глаза. – Никогда звучит страшнее…
-----------------
– Эй! Ты где? – Сэм протянул ей мороженое и улыбнулся. Этот парень постоянно улыбается. Весь в мать.
– Да так, не бери в голову, задумалась. – Она улыбнулась ему в ответ. Во всяком случае, они одного роста. Это радовало, хотя бы со стороны не смешно.
Да ладно, все у них впереди. И все она выдержит. Не раз уже доказала всем, что она сильная девочка. И Эмили перебеситься. А Сэм, кажется, уже не возражает. Хотя пускай бы попробовал ей хоть что-нибудь сказать.
А мороженное вкусное – фруктовое. Её любимое.
Она еще раз оглянулась – Эмили опять напялила эту дурцкую кепочку. Неисправима! Сэм тоже оглянулся. Взгляды встретились. Оказывается, он тоже все помнит. Только… Она крепче сжала руку Сэма-младшего. Отвернулась и позволила этот детский глупый жест – собственническое, слишком тесное и интимное для публики, объятие.
А воспоминания останутся. Общие.
@настроение: ужоснах